Ваше Благородие

22
18
20
22
24
26
28
30

Лёшка насторожился, внимательно вслушиваясь в рассуждения «картографа».

– Сколько, по-вашему, Егоров, было турок на этих двух несчастных лоханках?

Лёшка задумался и выдал примерную цифру:

– Ну, человек семьдесят максимум, а скорее всего, что и на десяток даже поменьше.

– Вот-вот, семьдесят, да даже пусть восемьдесят человек там было. Вот тут, – и он показал на отворот своего топорщившегося камзола, под которым явно что-то было. – Да-да вот тут, сейчас лежат такие документы, которые стоят нескольких полков, а может быть даже бригад и дивизий. Попади они в руки врагу, и целое направление военных действий тогда будет нами проиграно. Что важнее, прапорщик, жизни семидесяти вонючих османских матросов на их корытах или же десяток тысяч русских солдат, ну же, отвечай?!

Лёшка совсем оторопел от такой арифметики. Ответ тут был, разумеется, очевиден:

– Ну, конечно же, русских солдат, вашвысокоблагородие!

И всё равно просто так вот сдаваться перед этой железной логикой барона ему как-то не хотелось.

– Но ведь мы бы разметали все эти команды турок в абордаже на раз?! И эти важные документы бы при этом вовсе бы не пострадали?!

– А ты уверен на сто процентов, что это не была хитрая ловушка, а, Егоров? – пристально глядя ему в глаза, тихо проговорил барон. – Может быть, ты забыл, что у нас уже почти год сливаются важнейшие боевые планы на уровне штаба армии? И уже несколько приличных по количеству людей отрядов попали в хитро расставленные ловушки и были полностью до самого последнего солдата вырезаны оповещённым заранее врагом. Ты же и сам играл против этого неизвестного шпиона на том недавнем февральском выходе? Ну же, думай, егерь, думай! Любая мелочь или недоразумение могут быть опасны в таком деле. Шальное ядро, уголёк или загоревшийся фитиль какой совершенно случайно упадёт в крюйт-камеру, и всех тогда разметает взрывом, а с моего трупа враги снимут эти бумаги. Да хоть что может произойти во время пути. Любые случайности лучше совсем исключить в таком серьёзном деле.

Алексей стоял и анализировал только что им услышанное. Да опять был прав барон, а он снова вёл себя как какой-то мальчишка. Неспроста всё-таки взял их с собой «картограф», ох и неспроста. И он покачал в согласии головой:

– Вы правы, господин подполковник, я просто не догадывался о такой важной детали дела, как эти ваши документы.

– Ну, теперь тебе о такой детали уже известно. С этой секунды бери всё под свой полный контроль. Эти документы достаться врагу не должны, – и барон серьёзно взглянул Лёшке в глаза. – И думай, прапорщик, думай, наблюдай, и всё время думай. Тебе ведь для этого голова нужна, а не только для того, чтобы на ней егерский картуз носить или прелестным юным девицам нравиться, – и Генрих опять улыбнулся.

Дальнейший путь по реке проходил достаточно спокойно, пару раз выныривали из-за покрытых камышовыми зарослями островов челны и малые суда турок. Получали дальние залпы орудий и штуцеров и откатывались обратно. Галиоты по речным меркам были судами большими и хорошо вооружёнными, а рисковать, наскакивая сломя голову, как это порой делали те же запорожцы, османы очень не любили. Возле каюты барона теперь стоял круглосуточный парный пост, на стоянках и вовсе его брали в охранную «коробочку» две егерские тройки. Генрих Фридрихович, похоже, уже и сам был не рад такому вниманию, но делать уже было нечего, сам виноват, не нужно было накручивать ранее Егорова.

А в общем-то, плаванье проходило достаточно скучно. То ли дело матросы, которым всегда находилось дело, и все их вахты были заполнены вечной суетой. Егеря же по большому счёту скучали, оглядывая огромную реку и в который раз пересказывая друг другу свои истории.

На третий день пути как-то совершенно незаметно сдружились между собой Федька Цыган и барабанщик Гусев. Удивительно было видеть рядышком этих совершенно разных людей, часами о чём-то рассуждавших у дальней кормовой скамьи. А как-то, проходя мимо, Лёшка разглядел, с каким усердием Фёдор выводит что-то карандашом на клочке бумаги, пригляделся повнимательней и различил там корявую надпись «Феодор Лужин».

– Сергей, ты бы позанимался со всеми, сейчас-то времени много, всё какое-то дело, а потом и на постое можно будет по паре часов в день этому делу внимание уделить, – предложил Лёшка Гусеву.

– С сегодняшнего дня в учебное дело команды вводится обучение письменной грамоте, чтению и счёту, – объявил командир на берегу на построении. Занятия будут проводиться Гусевым Сергеем и мной. Попрошу отнестись к этому серьёзно! – повысил он тон, увидев недовольные мордахи в шеренгах. Вот ты, Трифон Кузьмич, что ставишь на канцелярском документе по выдаче тебе жалованья?

Егерь из старичков мигом изменил выражение лица с «кислого» на «уставное» и выдал незамедлительно ответ – Крест, вашблагородие, крест ставлю в бумаге у казначея.

– Вот-вот, крест, – кивнул, соглашаясь с ним, Лёшка. – Так такой крест ведь хоть кто нарисовать может, крест – это ведь не подпись, капрал. Сколько у тебя годовое жалованье?