Позывной "Хоттабыч" 2

22
18
20
22
24
26
28
30

– Виноват, товарищ капитан! – Принялся оправдываться конвоир. – Просто отчего-то такая злоба меня взяла – обычных ЗэКа[44] гуртом в теплушках, словно животину бессловесную возють, а этих… Ух! – Рядовой даже зубами заскрипел от злости. – И тут они в какаве-шоколаде, падлы – словно короли какие в спецвагоне едут! Ну, почему, тащ капитан, кому-то все, да на голубом блюдечке с золотой каемочкой, а кому-то – шиш с маслом?

– Послушай, Табакин, – начальник конвоя – грузный и спокойный мужик «в годах», не первый год сопровождающий этапы в Абакан, медленно подошел к подчиненному и заглянул тому в мутные белесые глаза, – ты откуда, сука, тут такой «сердобольный» взялся? Небось, всю службу обычных зэков и конвоировал?

– Так точно, тащ капитан! – отрапортовал Табакин. – Переведен в ваш отряд в виде поощрения, на место комиссованного по возрасту и здоровью старшины Сидорова…

– То-то, как я погляжу, у тебя замашки дурацкие, – недовольно пробурчал капитан. – Запомни, щегол: тут тебе не там! У нас подчас таких Силовиков этапируют, которые одним плевком всю нашу команду к праотцам спровадят! Только на Защиту «Кюри», «коктейль Збарского», да на индивидуальные Блокираторы вся надежда. А ты их своей железякой, почем зря, тычешь!

– Виноват…

– Заладил он: виноват, да виноват! – Заткнул очередной поток «извинений» подчиненного капитан. – Башкой, лучше, думать учись, лоботряс – здоровее будешь! – посоветовал он солдатику. – И я бы, на твоем месте, им не сильно-то завидовал. Абакан – не курорт в Минводах, или, там, например, в Ялте или в Сочах. Туда, вообще-то, подыхать «путевки выписывают», а не отдыхать и подлечивать покосившееся здоровье! Пусть их высокоблагородия, – это слово прозвучало в устах начальника конвоя словно плевок, – наслаждаются последними в их никчемной жизни «спокойными» денёчками… А ты, если еще раз такую выходку себе позволишь – для начала получишь в рыло, а затем – путевочку в штрафбат тебе выпишу, где таким олухам самое место! Понял, недоумок?

– Так точно, понял, товарищ капитан! – поспешно отозвался рядовой Табакин. – Больше не повторится!

– Смотри у меня! – Капитан погрозил подчиненному пудовым крестьянским кулаком и вновь скрылся в своем закутке.

Пока конвоиры перепирались, свечение Зачарованной решетки «Кюри» восстановилось, а неприятный шум сам собой исчез. Заключенные Силовики, до этого с интересом пялившиеся сквозь прутья «на разборки надзирателей» в коридоре – хоть какое-то «развлечение» в дороге, вновь расползлись по своим, относительно комфортным, по сравнению с обычной теплушкой, местам. Это рядовой Табакин верно подметил – вагончик наш был еще той, старой дореволюционной постройки, и изначально «затачивался» под перевозку аристо-Осененных, пусть и нарушивших закон, даже и особо тяжко. Но быть настоящими аристократами заключенные и после этого не перестали. Вот и ехали на собственное «заклание» в Абакан в относительном комфорте, чтобы не было урону высокородной мрази, по сравнению с остальной чернью, которую зачастую гнали по этапу и вовсе пешкодралом.

Вот уже вторую неделю мы «пылили» к месту нашего заключения, часами стояли на полустанках, пропуская груженые оружием и людьми составы, следующие на фронт. Двигались медленно, зачастую меняя локомотивы, а то и целые поезда. Было невыносимо скучно, уныло и муторно на душе. Временами меня терзали сомнения: а нужна ли была мне на старости лет вся эта «шпионская» суета? Не проще ли было на поле боя сносить «лихой Силовой атакой» полчища ненавистных противников? Может быть, и проще, но не факт – обуздать, как следует, свои пробудившиеся Силы, мне до сих пор так и не удалось в полной мере. Разве что мальца «подряхивать» земельку я научился более или менее стабильно. Да еще и в Ментальном плане меня неплохо подтянул командир, да и приснопамятные Мозголомы – Мордовцев с Капитоновым. Однако, в других областях Силовой специализации они практически не разбирались. Но мне пока и этой головной боли хватило «за гланды»!

Несколько дней клятые Менталисты совместно издевались над моим мозгом, как могли. Какие-то «отделы» блокировались, какие-то, наоборот, вытаскивались «из небытия» и «освежались». Например, почти подзабытое за ненадобностью и давностию лет знание немецкого языка. Но такого издевательства я не пожелал бы даже врагу. Но мои мучители не останавливались до тех пор, пока их, в один прекрасный момент, не остановил профессор Виноградов.

– Достаточно издеваться над стариком, товарищи! – воскликнул Владимир Никитич, когда в очередной раз продиагностировал мое текущее состояния. – Большей нагрузки мозг Гасана Хоттабовича не выдержит! – безапелляционно заявил он приставленным ко мне Силовикам. – Если продолжите: либо леталис[45], либо получите невменяемого шизофреника с полным распадом процессов мышления и эмоциональных реакций! Все, я запрещаю дальнейшую Силовую работу с мозгом товарища Абдурахманова!

– Владимир… Никитич… вы мой… спаситель… – просипел я, едва не умирая от чудовищной головной боли, терзающей меня вот уже… Какие же сутки кряду? Я уже давно потерялся во времени, поскольку работа Мозголомов не прекращалась ни на мгновение!

– Сейчас-сейчас, Гасан Хоттабович, – заботливо произнес профессор, накладывая обе ладони на мои виски, – потерпите немного – сейчас полегчает!

Но боль долго не отступала, даже при вмешательстве такого Высокорангового Целителя-Силовика, как профессор Виноградов. Видимо, нагрузка на мою «нервную систему» действительно была запредельной. И, чтобы прекратить мои мучения окончательно, Владимир Никитич погрузил меня в крепкий и спокойный сон. Спал я долго – почти сутки, и совсем без сновидений. Зато очнувшись, почувствовал себя словно заново родившимся.

– Вы прошли по самой грани, Гасан Хоттабович! – Ну, вот совсем не огорошил меня спросонья таким известием Владимир Никитич. – Едва сумел вытащить вас с того света, драгоценный вы мой! Даже помощников срочно пришлось вызывать…

– Так я знал, на что соглашаюсь, Владимир Никитич, – произнес я, покачивая головой из стороны в сторону и с огромным напряжением ожидая очередного приступа боли. Но его не было – профессор, все-таки, настоящий виртуоз своего дела! – Но вам – огромнейшая благодарность… Я уже не в первый раз вам жизнью обязан. И понимаю, что никогда не смогу по этим долгам рассчитаться…

– Полноте вам, Гасан Хоттабович! – Закончив диагностику, «расцвел» Виноградов – видимо, посчитав мое состояние, по крайней мере, удовлетворительным. – О каких долгах речь? Одну работу с вами делаем – родину в суровый час защищаем! И не важно, что в тылу, а не на передовой… А вам, так и вообще не позавидуешь… – помрачнел он. – Мало кто сумел пройти через Абакан и выжить… Я таких, кроме Петра Петровича, и не встречал.

– Не переживайте вы так, Владимир Никитич! – Попытался я поднять настроение профессору. – Мы скобские, мы прорвемся!

Операция «по разведению нацистских кроликов» под кодовым названием «Троян»[46] (изначально оснаб предлагал обозвать её «Троянский конь», но я настоял на «более коротком») была назначена на тот же вечер.