Или почудилось? Перед ужином Двоскин проглотил несколько таблеток — они всегда поднимали ему настроение. Однако сейчас его голова заполнилась голосами, и громче всех звучал голос его матери. Не важно, задали ему вопрос в реальности или нет: Двоскин решил не отвечать. Он просто двинулся дальше по коридору, призывая Стефани. Она на самом деле потрясающая женщина или так решило его накачанное наркотиками либидо. У нее восхитительная задница. Он хотел бы задохнуться под этими ягодицами, умереть под ними.
— Стефани! — настойчиво позвал он.
Она не откликнулась.
— Ну, давай, выходи, — не унимался Двоскин. — Это всего лишь я.
В коридоре стоял какой-то неприятный запах — легкий душок канализации. Двоскин втянул ноздрями воздух.
— Какая вонь, — сказал он с гримасой.
Запах становился все сильнее, словно источник был совсем рядом и приближался.
— Свет, — сказал себе Двоскин и зашарил рукой по стене в поисках выключателя.
В нескольких ярдах впереди кто-то появился и двинулся по коридору к нему. При тусклом свете нельзя было разглядеть точно, но это был мужчина, и не один. Его сопровождали какие-то фигуры, снующие в темноте, высотой примерно по колено. Запах стал невыносимым. Голова Двоскина закружилась, перед глазами замелькали отвратительные цветные образы, дополнявшие мерзкий запах. Он не сразу понял, что эти воздушные граффити не рождены его воображением. Они шли вместе с мужчиной, точнее перед ним. Световые полоски и точки мелькали и носились в воздухе.
— Кто вы такой? — требовательно спросил Двоскин.
В ответ граффити сложились в убийственное слово. Не уверенный, что вообще издает какой-нибудь звук, Король Троллей завизжал.
Стефани уронила свой карандаш для глаз в раковину, когда визг достиг ее слуха. Она не узнала голос — достаточно высокий, чтобы принадлежать женщине. Но это не Эмили и не Ориана.
Дрожь внезапно усилилась. Она ухватилась за край раковины, чтобы успокоиться, но шум в коридоре не утихал. Теперь оттуда доносились вой и топот бегущих ног. Кто-то кричал, но она смогла разобрать лишь бессвязные приказания.
«Наверное, Оттави», — подумала Стефани. Она не собиралась проверять. Что бы ни происходило за дверью — погоня, бегство, даже убийство, — ее это не интересовало. Она выключила в ванной свет, чтобы он не просачивался под дверью. Кто-то бежал по коридору, взывая к небесам; в голосе звучало отчаяние. Шаги на лестнице превратились в дробь, кто-то упал. Хлопнули двери, и крики затихли.
Стефани попятилась от двери и села на край ванны. Здесь, в темноте, она тихо-тихо запела «Да пребудет со мной» — или то немногое, что смогла вспомнить оттуда.
До Марти тоже донеслись крики, хотя он не желал ничего знать. Даже на расстоянии в них слышалась слепая паника.
Он упал на колени в грязь между деревьев и заткнул уши. Земля пахла прелью; Марти внезапно захотелось лежать на ней — возможно, мертвым, но ожидающим воскрешения. Как спящий на грани пробуждения, встревоженный наступлением дня.
Тем временем шум затихал. Скоро, сказал себе Марти, он откроет глаза, встанет и отправится в дом, чтобы разузнать обо всем. Скоро, но не сейчас.
Шум в коридоре и на лестницах давно затих, когда Стефани подкралась к двери ванной, отперла ее и приоткрыла. В коридоре царила тьма, светильники были погашены или разбиты. Но ее глаза, уже привыкшие к темноте, вскоре различили слабый свет со стороны лестницы. Галерея оказалась пуста в обоих направлениях. Только в воздухе веял странный запах, как в лавке мясника в жаркий день.
Она сбросила туфли и направилась к лестнице. На ступеньках было рассыпано содержимое дамской сумочки, под ногами что-то разлито. Стефани посмотрела вниз — ковер покрывали пятна: то ли кровь, то ли вино. Она поспешила вниз, в зал. Здесь было холодно — обе двери (входная и дверь в вестибюль) открыты настежь. И никаких признаков жизни. Автомобили у подъезда исчезли, комнаты внизу — библиотека, гостиные, кухня — опустели. Стефани поспешила наверх, чтобы забрать свои вещи из белой комнаты и уйти.