Проклятая игра

Двоскин встал.

— У меня есть тост, — объявил он. — Я хочу выпить за женщин.

— Вот это идея, — подхватил Куртсингер. — Но нам требуется вдохновение.

Ориана сочла его замечание самой смешной шуткой вечера.

— За женщин! — провозгласил Двоскин, поднимая бокал.

Но никто его не слушал. Эмили, долго сидевшая тихим ягненком, вдруг решила раздеться. Она оттолкнула кресло назад и расстегнула блузку. Белья на ней не было, а соски казались нарумяненными, словно она готовилась к представлению. Куртсингер зааплодировал, голоса Оттави и Уайтхеда слились в подбадривающий хор.

— Ну, что скажешь? — обратился Куртсингер к Марти. — Она тебе нравится? У нее все натуральное, правда, милая?

— Хочешь потрогать? — предложила Эмили. Она отбросила блузку и полностью обнажилась по пояс. — Давай-давай. — Она взяла руку Марти и прижала к своей груди, водя его ладонью по кругу.

— О да, — протянул Куртсингер, скалясь на Марти. — Ему нравится. Я вам точно говорю, ему нравится!

— Конечно, нравится, — послышался голос Уайтхеда.

Марти бросил блуждающий взгляд на старика. Уайтхед встретил его прямо — в прищуренных глазах прятались усмешка и возбуждение.

— Ну давай, — сказал он. — Она твоя. Она здесь именно для этого.

Марти слышал слова, но не понимал их смысла. Он отдернул руку от тела девушки, словно обжегся.

— Идите к черту, — бросил он.

Куртсингер поднялся.

— Ну не надо все портить, — упрекнул он Марти. — Мы лишь хотим посмотреть, на что ты годишься.

Ориана опять захохотала — Марти не знал, над чем. Двоскин стучал ладонью по столу, бутылки подпрыгивали в такт.

— Ну же! — настаивал Уайтхед.

Все гости смотрели на Марти. Он повернулся к Эмили. Та стояла в ярде от него и пыталась стянуть юбку. Ее эксгибиционизм, без сомнения, был эротичным. В штанах Марти стало тесно, в голове тоже. Куртсингер обнимал его за плечи и пытался снять с него пиджак. Ритм, отбиваемый Двоскиным на столе (теперь и Оттави присоединился к нему), бешеным танцем стучал в висках Марти.

Эмили удалось справиться с юбкой и бросить ее под ноги. Не останавливаясь, она стащила трусики и предстала перед всей компанией в одних жемчугах и туфлях на высоких каблуках. Обнаженная, она выглядела очень юной — лет четырнадцати или пятнадцати. Кожа ее была сливочного цвета. Чья-то рука (Марти подумал, это Ориана) ласкала через брюки его возбужденный член. Он повернул голову и увидел не Ориану, а Куртсингера. Марти оттолкнул руку. Эмили подошла к нему вплотную и принялась расстегивать его рубашку снизу. Он пытался сказать что-то Уайтхеду. Слова не шли, но он страшно хотел их найти и сказать старику, каким мошенником тот оказался. Даже больше, чем мошенником: обычным мерзавцем, подонком с грязными затеями. Так вот зачем его пригласили сюда, поили вином и развлекали сальными беседами. Старик хотел увидеть его голым и возбужденным.