Проклятая игра

22
18
20
22
24
26
28
30

Марти снова оттолкнул руку Куртсингера — прикосновение было уж слишком умелым. Он взглянул через стол на Уайтхеда, наливавшего себе вина. Взгляд Двоскина не отрывался от голого тела Эмили, Оттави — от Марти. Оба перестали барабанить по столу. Пристальный взгляд адвоката выдавал его; Оттави был мертвенно бледен, на лице выступил неприятный пот.

— Ну, давай, — прерывисто дыша, проговорил он. — Давай, возьми ее. Устрой представление, чтоб мы запомнили. Или тебе нечего показать?

Марти расслышал его слишком поздно, чтобы ответить: голая девчонка опять прижалась к нему и кто-то (Куртсингер?) пытался расстегнуть верхнюю пуговицу его брюк. Он предпринял последнюю неловкую попытку восстановить равновесие.

— Прекратите, — прошептал он, глядя на старика.

— А в чем проблема? — спросил Уайтхед.

— Шутка закончена, — сказал Марти. Рука уже проникла в его штаны, добираясь до члена. — Да отвали ты от меня! — Он отпихнул Куртсингера с большей силой, чем намеревался. Тот споткнулся и отлетел к стене, — Что с вами, люди?

Эмили отступила назад, чтобы уклониться от молотящего воздух кулака. Вино закипело в животе и горле Марти, его брюки спереди торчали бугром. Он знал, что выглядит нелепо. Ориана по-прежнему смеялась, и не только она — Двоскин и Стефани тоже хохотали. Оттави просто пялился на него.

— Вы что, никогда не видели эрекции? — заорал на них Марти.

— Где твое чувство юмора? — заговорил Оттави. — Мы лишь хотели посмотреть ваше шоу на полу. Что в этом дурного?

Марти ткнул пальцем в направлении Уайтхеда.

— Я доверял вам, — сказал он. Других слов для выражения боли он не нашел.

— И ошибался, да? — отозвался Двоскин. Он говорил с ним как со слабоумным.

— А ты, говнюк, заткнись!

Марти резко повернулся, сгорая от желания расквасить физиономию любому из них. Натягивая пиджак, он задел рукой несколько бутылок на столе, и те моментально попадали на пол; большинство были полные. Эмили взвизгнула, когда бутылки разбились рядом с ней, но он не стал тратить время, оценивая размер нанесенного ущерба. Отвернулся от стола и побрел, спотыкаясь, к выходу. Ключ торчал в замке; Марти отпер дверь и шагнул в коридор. За его спиной Эмили захныкала, как ребенок, очнувшийся от ночного кошмара; он слышал ее голос, пока шел по темному коридору. Он молил Бога, чтобы дрожащие ноги вынесли его отсюда Он хотел выбраться наружу — на воздух, в ночь. Марти медленно спускался по лестнице, держась рукой за стену. Он дошел до кухни, споткнувшись всего один раз, и открыл заднюю дверь. Ночь ждала Никто не смотрел на него, никто не знал его. Он вдохнул холодный черный воздух, обжигавший ноздри и легкие. Потом побрел по лужайке почти вслепую, не выбирая направления, пока в голову не пришла мысль о лесе. Марти мгновение помедлил, чтобы сориентироваться, и побежал туда, моля о защите и укрытии.

46

Он бежал, спотыкаясь все чаще, и вскоре оказался так глубоко в лесу, что уже не видел ни дома, ни огней. Только тогда он остановился. Его тело пульсировало, как одно огромное сердце. Голова еле держалась на плечах, в глубине горла плескалась желчь.

— Боже! Боже! Боже!

В какой-то момент мозг утратил контроль над чувствами: в ушах стоял гул, перед глазами плыли круги. Марти ни в чем не был уверен сейчас, даже в своем физическом существовании. Паника поднималась вверх от паха, постепенно сжимая кишки и живот.

— Проваливай, — сказал он ей.

Только однажды он был так же близок к безумию. То была ночь в Уондсворте — первая из ночей в камере, запертой с одиннадцати до восьми, в течение долгих лет. Он сидел на краю матраса и чувствовал то же, что сейчас. Слепота усиливалась, выжимая адреналин из его селезенки. Тогда он сумел победить ужас и сейчас должен справиться с ним. Он с силой пропихнул пальцы глубоко в горло, чтобы вызвать рвоту. Рефлекс сработал, и Марти дал телу довершить остальное, освобождая организм от выпитого. Это был грязный очищающий опыт; он не пытался остановить спазмы, пока не выблевал все без остатка.