Марти пытался понять, чего от него ждут, но Сомервейл не дал ему времени сформулировать ответ. После тех трех слов он произнес еще четыре:
— Они выпускают вас, Штраус!
Он поместил голые факты рядом, словно они связаны, словно весь мир в сговоре против него.
— Я поеду с мистером Тоем? — спросил Марти.
— Он и члены комиссии по досрочному освобождению решили, что вы — самый подходящий кандидат для работы в поместье Уайтхеда, — ответил Сомервейл. — Вообразите! — Он издал громкий горловой звук, обозначавший смех. — За вами, конечно же, будут внимательно наблюдать. Не я, но кто-то другой. И если однажды вы сделаете неверный шаг…
— Я понимаю.
— Сомневаюсь. — Сомервейл потянулся за сигаретой, по-прежнему не оборачиваясь. — Сомневаюсь, что вы понимаете, какого рода свободу выбрали.
Разговор не мог сбить нарастающую эйфорию Марти. Сомервейл побежден; что ж, пусть болтает.
— Джозеф Уайтхед, возможно, один из самых богатых людей в Европе, но и один из самых эксцентричных, как я слышал. Бог знает, во что вы ввязываетесь, но я говорю вам: не исключено, что здешняя жизнь покажется вам куда более уютной.
Но его слова не имели значения, Марти оставался глух к ним. От усталости или потому, что почувствовал равнодушие слушателя, Сомервейл закончил свой презрительный монолог так же внезапно, как и начал. Потом он отвернулся от окна, чтобы закончить неприятное дело как можно скорее. Марти испытал потрясение, когда увидел, как изменился Сомервейл. За неделю тот постарел на несколько лет и выглядел так, словно нынешний отрезок его жизни заполняли лишь сигареты и несчастья. Его кожа походила на черствый хлеб.
— Мистер Той будет ждать вас на выходе в следующую пятницу днем. Тринадцатого февраля. Вы суеверны?
— Нет.
Сомервейл протянул Марти конверт:
— Подробности здесь. В ближайшие дни вы пройдете медкомиссию, и сюда приедет человек, чтоб подготовить ваше заявление для комиссии по условно-досрочному освобождению. Ради вас изменили правила, Штраус, бог знает почему. Есть дюжина более достойных кандидатов.
Марти открыл конверт, бегло просмотрел страницы печатного текста и положил их обратно.
— Больше вы меня не увидите, — продолжал Сомервейл. — И я уверен, что этим вы вполне довольны.
Марти постарался, чтобы по его лицу нельзя было прочитать ответ. Кажется, его притворное безразличие разжигало очаг бессмысленной ненависти усталого Сомервейла. Тот оскалился и проговорил:
— Будь я на вашем месте, я бы благодарил бога, Штраус. Я бы благодарил его всем сердцем.
— За что… сэр?
— Но я полагаю, что в вашем сердце не так много места для него, правда?