— Убийцы обознались.
— Брир помнит, как ты выглядишь.
— Это сделал не Брир.
— Ты видел кто?
— Думаю, да. Двое юнцов.
Марти выудил из пиджака брошюру, валявшуюся у двери Шармейн. «Убийцы принесли ее», — подумал он. Эти серые костюмы и сияющий нимб золотых волос очень напоминали обивающих пороги евангелистов. Европеец, наверное, в восторге от такого парадокса.
— Они ошиблись, — сказал Марти, снимая пиджак и расстегивая пропитанную потом рубашку. — Они зашли в дом и убили первых попавшихся мужчину и женщину. Но там был не я, а Флинн. — Он выдернул рубашку из брюк и отшвырнул прочь. — Так легко, да? Он не боится ни закона, ни полиции. Думает, он выше этого.
Марти ясно понимал, какая ирония в этом заключена. Бывший осужденный, презиравший всех, кто носит униформу, встает на сторону закона Не самый приятный выход, но ничего лучше сейчас нет.
— Что он такое, Кэрис? Почему он так уверен в своей неуязвимости?
Девушка уставилась на вдохновенное лицо преподобного Блисса. «Крещение в Святом Духе!» — радостно обещал тот.
— В каком смысле «что он такое»? — сказала она.
— Во всех смыслах.
Она не ответила. Марти прошел к раковине, вымыл лицо и шею холодной водой. Пока Европеец помнит о них, они как овцы в загоне. Не только в этой комнате — где угодно. Где бы они ни спрятались, он найдет их и явится. Наверное, не обойдется без небольшой битвы; ведь овцы сопротивляются, пока их не зарежут. Надо было спросить об этом у мухи. Муха должна знать.
Он отвернулся от раковины — вода капала с его скул — и поглядел на Кэрис. Та уставилась на пол.
— Иди к нему, — сказал он вдруг.
По дороге сюда он придумал добрый десяток способов начать этот разговор, но зачем пытаться подсластить пилюлю?
Кэрис подняла глаза. Они были пусты.
— Зачем ты это сказал?
— Иди к нему, Кэрис. Иди в него, как он входит в тебя. Сделай все наоборот.
Она почти рассмеялась от столь нелепого предложения и бросила на Марти презрительный взгляд.