Сквозь кружево наплывающего сна ее взгляд уловил какой-то яркий предмет. Она не осознавала, что там такое, но помнила: это нечто важное — сияющая оранжевая спираль. Но для чего? Этот вопрос беспокоил Кэрис и отдалял желанный сон. Она открыла глаза чуть шире, чтобы разобраться со спиралью и ее назначением.
Перед ней была раскаленная плитка, воздух над спиралью дрожал. Теперь Кэрис все вспомнила, и память прогнала сонливость. Она протянула руку к теплу.
— Не делай этого, — советовал голос в ее голове. — Ты причинишь себе боль.
Но она знала лучше. Сон в его руках куда опаснее боли, которая придет через несколько мгновений. Жар был неприятен, хотя кожа только приблизилась к его источнику; в какой-то отчаянный миг Кэрис заколебалась.
— Останется шрам, на всю жизнь, — сказал Европеец, чувствуя ее сомнения.
— Уйди от меня.
— Я не хочу видеть твоих страданий, детка. Я слишком люблю тебя.
Эта ложь послужила стимулом. Кэрис собрала остатки мужества, подняла руку и вдавила ладонь в электрическую спираль.
Европеец подал голос первым: Кэрис услышала, как взвился его вопль за секунду до ее собственного крика Она отдернула руку от плитки, когда в ноздри ударил запах паленого мяса Мамолиан уходил из нее; она ощущала его отступление. Она почувствовала облегчение всем телом. Затем пришла боль и наступила темнота. Кэрис совсем ее не боялась — это безопасная темнота. Его в ней не было.
— Ушел, — сказала она и потеряла сознание.
Она очнулась меньше чем через пять минут, и в первый миг ей показалось, будто она сжимает в руке пригоршню лезвий.
Кэрис медленно прошла к кровати, положила на нее голову и сидела так до тех пор, пока сознание не стало абсолютно ясным. Потом она собралась с силами и поглядела на свою руку. Рисунок кольца был выжжен на ладони очень ясно — спиральная татуировка. Кэрис встала и пошла к раковине, чтобы сунуть руку под холодную воду. Это немного уменьшило боль. Рана оказалась не слишком серьезной, хотя отпечаток останется на долгие годы: рука продержалась на плитке в тесном контакте с кольцом не более двух секунд. Кэрис обернула ее одной из футболок Марти, затем вспомнила, что ожоги надо оставлять открытыми, и снова разбинтовала. Обессиленная, она легла на кровать и стала ждать, когда Марти принесет ей частицу блаженного острова.
59
Ребята преподобного Блисса целый час провели в задней комнате дома на Калибан-стрит, предаваясь грезам о Потопе. За это время Мамолиан отправился на поиски Кэрис, нашел ее и был изгнан. Но он обнаружил местонахождение дочери Уайтхеда, а еще выяснил, что Штраус — тот, кто так глупо вел себя в Святилище, — ушел за героином для девушки. Пора, думал Европеец, забыть о сострадании.
Он чувствовал себя, как побитая собака; ему хотелось лечь и умереть. Сегодня — особенно после того, как Кэрис ловко отделалась от него — он ощущал на плечах груз каждого часа прожитой жизни. Он посмотрел на свою руку: она все еще болела от ожога, полученного через Кэрис. Когда же она поймет, что ей ничего не избежать? Что последняя игра, которую он собирается начать, важнее ее жизни, а также жизни Штрауса, или Брира, или двух идиотов из Мемфиса, погруженных в мечты двумя этажами ниже.
Он спустился на один пролет и зашел в комнату Брира. Пожиратель Лезвий лежал на матрасе в углу с вывернутой шеей и проколотым животом; он глазел прямо перед собой, как безумная рыба. Рядом бормотал свои глупости телевизор, придвинутый очень близко, потому что Брир почти потерял зрение.
— Мы скоро уходим, — сказал Мамолиан.
— Вы нашли ее?
— Да, нашел. Место называется Брайт-стрит, а дом… Европеец счел это весьма забавным. — Дом выкрашен желтым. Второй этаж, кажется.
— Брайт-стрит, — повторил Брир мечтательно. — Мы пойдем и найдем их там?
ebooksa