Проклятая игра

68

Когда они добрались до Калибан-стрит, девушка еще находилась под сильным воздействием наркотика. Было сложно проникнуть через ее химически возбужденные чувства Европеец оставил евангелистов убрать и сжечь все, что не доделал Брир, и отвел Кэрис в комнату наверху. Там он сосредоточился на том, чтобы убедить ее побыстрее отыскать отца Сначала героин в ее голове просто улыбался ему. Усталость Мамолиана постепенно перерастала в злость. Затем Кэрис стала смеяться над его угрозами — медленным беспричинным смехом, так похожим на смех пилигрима. Она будто знала о Европейце какую-то непристойность, но не хотела говорить. Тогда его терпение лопнуло, и он напустил на девушку череду бесконечных ужасов; эта грубость вызвала у него самого отвращение не меньшее, чем ее страх. Не веря глазам, она смотрела на волну грязи, которую он в прошлый раз вызвал в ванной. Теперь мерзость изливалась из ее собственного тела.

— Убери это, — велела Кэрис, но он только усилил иллюзию, пока она не начала корчиться от чудовищности происходящего.

Внезапно наркотическая оболочка лопнула. Отблеск безумия сиял в глазах Кэрис; она забилась в угол комнаты, а уродливые создания вылезали из каждого ее отверстия, расталкивая друг друга, цепляясь за нее всевозможными конечностями, созданными его воображением Девушка была на волосок от потери рассудка, но Мамолиан зашел слишком далеко, чтобы прекратить видение, хотя эта мерзость вызывала отвращение даже у него.

— Найди пилигрима, — сказал он, — и все исчезнет.

— Да, да, да, — отозвалась Кэрис, — все, что ты хочешь.

Он стоял и смотрел, как она выполняет его приказ, погружая себя в то же состояние, в каком она отыскала Тоя. Однако для пилигрима ей потребовалось гораздо больше времени. Европеец уже начал опасаться, что она оборвала все связи с телом и покинула его. Но наконец Кэрис вернулась. Она отыскала Уайтхеда в отеле, всего в получасе езды от Калибан-стрит. Мамолиан не удивился. Лисы не уходят далеко от привычного места обитания; Уайтхед залег в нору.

Чад и Том отнесли скрюченную после путешествия и перенесенного ужаса Кэрис вниз, в ожидающую их машину. Европеец тщательно осмотрел на прощание дом и убедился, что все следы их пребывания исчезли. Девочку в подвале и продукты распада Брира было невозможно убрать за такой короткий срок, но в этом и заключалась прелесть. Пусть те, кто придут сюда, используют по собственному усмотрению фотографии зверств на стене и любовно расставленные бутылочки с духами. Главное, что свидетельства присутствия Европейца отсюда — или отовсюду — полностью удалены. Вскоре он снова станет лишь слухом, сплетней досужих людей.

— Пора, — сказал он и запер дверь. — Потоп следует за нами.

В дороге Кэрис потихоньку начала приходить в себя. Мягкий ветер из окна обдувал ее лицо. Она приоткрыла глаза и взглянула на Европейца Он не смотрел в ее сторону, уставившись в окно; его аристократический профиль сейчас казался особенно обрюзгшим и утомленным.

Она думала о том, что отец чувствовал приближение финала игры. Он стар, но Мамолиан несравнимо старше: был ли возраст в их противостоянии преимуществом или помехой? Возможно — эта мысль впервые пришла ей на ум — они равны? А если игра, в которую они играли, заканчивается без победы и поражения? Типичный исход двадцатого века — полная неопределенность. Кэрис та кого не нужно; она хотела завершения.

Как бы все ни повернулось, она знала: у нее мало шансов выжить в надвигающемся Потопе. Только Марти мог сместить перевес на ее сторону, но где он сейчас? Если он вернулся в Килбурн и обнаружил пустую комнату, не подумал ли он, что Кэрис оставила его по собственному желанию? Она не могла предугадать его действий; то, что он прибегнул к шантажу с героином, стало для нее шоком. Оставалось предпринять отчаянный маневр: подумать о нем, добраться до него и сказать, где она и почему. Это рискованно. Улавливать случайные его мысли — это нехитрый трюк, но чтобы проложить путь к его голове и вступить с ним в прямой контакт, разум к разуму, потребуется куда больше душевного напряжения. Даже если она найдет в себе нужные силы, чем обернутся последствия ее вторжения для Марти? Кэрис принялась обдумывать это с нарастающим возбуждением, сознавая, что минуты истекают и скоро будет поздно даже пытаться бежать.

Марти ехал на юг к Криклвуду, когда почувствовал боль в затылке. Она моментально распространилась по всей черепной коробке, за две минуты превратившись в невыносимую мигрень. Инстинкт подсказывал ему сбросить скорость и как можно скорее возвращаться обратно в Килбурн. Но на Финчли-роуд были пробки, и он мог лишь тащиться в общем потоке, пока боль нарастала с каждым ярдом пути. Марти все сильнее закручивала спираль боли, а его сознание воспринимало все меньше информации. Внимание сконцентрировалось на точке, куда как будто вонзалась острая игла. Он почти не различал дорогу перед «ситроеном», и столкновение с рефрижератором было предотвращено только благодаря ловкости другого водителя. Марти понял, что вести машину в таком состоянии смертельно опасно, поэтому принялся осторожно выбираться из потока. Ему сигналили справа и слева; наконец он остановился у обочины и выбрался наружу глотнуть свежего воздуха Почти ничего не соображая, он вышел на середину шоссе. Фары встречных машин казались стеной стробоскопических огней. Он почувствовал, как его колени подгибаются, и еле удержался, чтобы не упасть под колеса проносящихся автомобилей, ухватившись за открытую дверцу «ситроена». Шатаясь, он перебрался поближе к относительной безопасности тротуара.

На его ладонь упала одинокая капля дождя. Он всмотрелся в нее, стараясь вернуть четкость зрения. Капля была ярко-красной. «Кровь», — всплыла слабая мысль. Не дождь — кровь. Марти поднес ладонь к лицу. У него обильно шла носом кровь. Теплый поток струился по руке, заливая закатанный рукав рубашки. Порывшись в кармане, он достал платок и приложил его к носу, затем заковылял к ближайшему магазину. В витрине он поймал свое отражение. Перед глазами у него плавала рыба. Он попытался отогнать видение, но оно не исчезало: яркое экзотическое существо пускало пузыри в его черепной коробке. Он отошел от стекла и вгляделся в нарисованные на нем буквы: «Аквариумные принадлежности Криклвуда». Повернувшись спиной к гуппи и декоративному карпу, Марти сел на узкий выступ. Его била дрожь.

«Это Мамолиан, — пришла в голову единственная мысль. — Если и впущу его в себя, я умру. Я должен бороться. Бороться любой ценой».

Слово вырвалось из губ Кэрис, она не смогла удержать его:

— Марти.

Европеец взглянул в ее сторону. Она бредит? На припухших губах девушки выступила слюна; да, точно. Грезит о совокуплении со Штраусом, без сомнения. Вот почему она произносит его имя так призывно.

— Марти!

Да, конечно, она бредит о пронзающей стреле и ране, о совокуплении. Посмотрите, как ее трясет. Посмотрите, как ее руки тянутся к паху, — бесстыдное зрелище.