Чад отрывал доски передней двери, нимало не заботясь о внезапности нападения.
«Ты слышишь? — мысленно спросил Мамолиан пилигрима — Знаешь ли ты, что я здесь, внизу, так близко от тебя?»
Он поднял холодные глаза к верхним окнам отеля. У него сводило живот от предвкушения, пот выступил на лбу и на ладонях. Я как волнующийся любовник, подумал он. Странно, что наш роман завершится вот так — без свидетелей, способных подтвердить заключительный акт. Кто узнает о нем, когда все закончится; кто расскажет? Уж точно не американцы. Они не протянут и нескольких часов, разрушив свой рассудок. И не Кэрис — та просто не выживет. Никто не поведает миру историю, о которой — по неким тайным причинам — Мамолиан сожалел Не это ли сделало его Европейцем? Он хотел, чтобы рассказ повторили еще раз, передали по наследству следующему жадному слушателю, чтобы тот со временем позабыл урок и повторил его мучительный путь. Ах, как он любил традиции!
Передняя дверь наконец распахнулась. Святой Чад радостно ухмылялся своему достижению, вспотевший в костюме и галстуке.
— Иди вперед, — велел ему Мамолиан.
Нетерпеливый юноша рванулся через порог, Европеец последовал за ним. Кэрис и Святой Том тащились следом.
Запах внутри стоял мучительный. Ассоциации одно из проклятий старости. Запах горелого дерева и хруст oбломков под ногами вызывал в памяти множество воспоминаний о разных местах, но особенно об одном. Может быть, Джозеф пришел сюда именно потому, что запах дыма и поскрипывание рассохшихся ступеней пробуждали воспоминания о доме на площади Мурановского? В ту ночь способности вора сравнялись со способностями Мамолиана. В молодом человеке с блестящими глазами чувствовалось присутствие какой-то незримой силы, хранившей его. Как дерзкая лиса, не выказывающая никакого трепета, он отважился рискнуть жизнью ради игры. Мамолиан полагал, что пилигрим забыл Варшаву, поднимаясь все выше и выше по ступеням благосостояния. Эти обожженные лестницы доказывали обратное.
Они пробирались в темноте. Святой Чад шел впереди, разведывал дорогу и предупреждал, что впереди нет перил или выбита ступенька Между четвертым и пятым этажом, где пожар остановился, Мамолиан приказал подождать Кэрис и Тома. Когда те поднялись, он велел подвести к нему девушку. Здесь было светлее. На нежном лице Кэрис Мамолиан заметил выражение потери. Он дотронулся до нее, не испытывая от этого никакого удовольствия, по необходимости.
— Твой отец здесь, — сказал он ей.
Она не ответила; печальное лицо ничуть не изменилось.
— Кэрис… ты слушаешь?
Она моргнула Мамолиан заключил, что тем самым установил с ней хоть какой-то, пусть самый примитивный, контакт.
— Я хочу, чтобы ты поговорила с отцом. Понимаешь? Я хочу, чтобы ты попросила его открыть мне дверь.
Она слабо покачала головой.
— Кэрис, — с упреком произнес Европеец. — Ты знаешь, что лучше не сопротивляться мне.
— Он умер, — промолвила она.
— Нет, — вяло ответил он. — Он здесь, несколькими этажами выше.
— Я убила его.
Что за бред?
— Кого? — резко спросил Мамолиан. — Убила кого?