Проклятая игра

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я хотел умереть, — пробормотал Брир. Слова звучали так, словно его рот забит камешками.

— Ты пока не можешь погибнуть, Энтони. Ты кое-что должен мне. Ты ведь сам понимаешь?

— Я хотел умереть, — только и выговорил в ответ Брир.

Он пытался не ненавидеть Европейца, потому что тот непременно почувствует ненависть, удостоверится в ней и тогда, возможно, утратит снисходительность. Но скрыть чувства было сложно: раздражение просачивалось сквозь всхлипывания.

— Жизнь так жестока к тебе? — спросил Европеец.

Брир шмыгнул носом. Он не хотел разговоров, он хотел темноты. Разве Мамолиан не понимал, что поздно исцелять и оправдывать? Брир был куском дерьма на подошве монгола, самой ничтожной и безнадежной вещью во Вселенной. Образ Пожирателя Лезвий, последнего представителя некогда ужасного племени, тешил его самолюбие несколько лет, но фантазия давно потеряла силу и уже не могла освятить его мерзость. Всего лишь трюк, просто трюк; Брир знал это и ненавидел Мамолиана за его манипуляции.

«Я хочу умереть», — только так он мог думать.

Произнес ли он эти слова? Кажется, нет, но Мамолиан ответил ему, как будто все было произнесено вслух:

— Конечно хочешь. Я понимаю. Я действительно понимаю. Ты думаешь, это иллюзия: племена и мысли об избавлении. Но, поверь мне, все не так. В мире еще есть цель. Для нас обоих.

Брир поднес руку тыльной стороной к глазам и попытался унять всхлипывания. Его зубы больше не стучали, но чувствовал он себя странно.

— Так была ли жизнь жестока к тебе? — спросил Европеец.

— Да, — угрюмо ответил Брир.

Мамолиан кивнул. Он глядел на Пожирателя Лезвий с состраданием или идеально это изображал.

— По крайней мере тебя не засадили за решетку, — сказал он. — Ты осторожен.

— Ты научил меня этому, — признал Брир.

— Я показал тебе то, что ты и сам знал, но не видел, слишком запутанный другими людьми. Если ты забыл, могу показать снова.

Брир глянул на чашку сладкого чая без молока, которую Европеец поставил на столик у кровати.

— Или ты больше мне не доверяешь?

— Многое изменилось, — пробормотал Брир распухшими губами.

Теперь настала очередь Мамолиана вздохнуть. Он снова сел на стул и пригубил чай, прежде чем ответить.