Раздался странный звук, будто на пол упало деревянное полено, но никак не плотная, мягкая и теплая тушка кота.
Василевс, будто решив, что попал впросак вроде как не очень красивой ситуации, тут же вскочил на лапы и стал с важным видом расхаживать по комнате туда-сюда с видом хозяина, после чего, еще с минуту полежав у стола и почесав себе за ухом — стал проситься на улицу, так что хочешь — не хочешь — а мне пришлось идти вместе с ним.
Проходя с нарезающим вокруг меня круги котом мимо кухни, я услышал доносящиеся оттуда звуки готовки завтрака. На плите что-то шипело и шкворчало, Фетисов гремел посудой и что-то тихо напевал себе под нос.
Подождав у открытой на улицу двери, пока Василевс сделает все свои дела, я вернулся на кухню:
— Который сейчас час? — спросил я Фетисова, к тому моменту уже умывшегося и побрившегося, бодренького такого, да и вообще — пребывающего в великолепном настроении.
Фетисов, только кивнув мне головой в знак приветствия, ничего не говоря прибавил громкость работавшего радио: «В Москве — одиннадцать часов семнадцать минут» — сказал диктор, после чего начал с приглашенным на свое радио «экспертом» обсуждать вчерашние московские события, споря, следует ли их воспринимать как погромы, либо как выступления молодежи, стремящейся к большей свободе и демократии.
— В такое утро, Андрей — вдруг заговорил Фетисов — хорошо начинать жить, хорошо начинать умирать… Или заканчивать старые, а то и очень, очень старые дела.
Фетисов говорил так, будто имел в виду не дела, а долги, что, дескать, будто их в такое время отдавать — в самый раз, как будто тому соответствует общий погодный антураж:
— В ванной есть новая зубная щетка, она запакована, надо извлечь, и пакетик с одноразовыми бритвами…
— Спасибо — ответил я и пошел умываться.
— Вчера в Москве вдруг неожиданно начали звенеть церковные колокола, сами по себе — сказал Фетисов, уже уминавший яичницу, когда я вернулся на кухню.
— Сами по себе?
— Да. — А я почему-то догадываюсь, что это был за звон:
— Сошел ангел, никак?
— Точно. Прибыл. Вернее — проявился. Явился — не запылился. Гаврило был примерным мужем.
— Гавриил?
— Ну да…
Фетисов встает из-за стола и идет накладывать мне завтрак, и делает он это не смотря на все мои «я сам» — протесты.
— И вся эта буза, которая сейчас происходит, стало быть — его рук дело? — спрашиваю я Фетисова, немного беспокоясь тем, что прибытие архангела в Москву заставляет того Москву покидать.
— Ну да. Благородные сердца молодых благородных людей благородно горят для благородных дел!
ebooksa