— Мы хотели главного! — я не чувствуя уже ничего стараюсь выглядеть торжественно в соответствии с моментом — и что с того, что мы проиграли? Мы попытали свое счастье, не чужое, но свое! Мы учились — но на своих ошибках! Мы покусились на главное, сотворив главное — мы жили для себя и по совей воле, а не исполняли чужую!
«Что за патетика?» — подумал я еще тогда. Я был похож на актера, с чувством и вдохновением произносящего текст, смысл которого ему оставался непонятным.
— Он никак заколдовал шар — зашуршали тогда демоны, все удаляясь от меня — так, что в том можно испытывать любого, но не его самого — здесь мы бессильны!
— Вы можете мучить любого — ответил тогда я им — но мне ваши ухищрения не причинили особых страданий. Потому что мучая человеческие чувства вы не поняли, что так можете мучить только того, кто эти чувства испытывает!
— А сейчас — я глубоко вздохнул, будто закончил долгое и многотрудное дело — я хочу, чтобы вы вернули меня обратно!
— Сколько тебе лет? Как тебя зовут? Кто ты? — заорали истерично демоны, и уже через мгновение я оказался вновь на Лубянской площади в кампании Семъязы, так что мой ответ.
— Меня зовут Андрей Земсков, мне почти сорок лет, я просто человек, и я не понимаю, чего вы все от меня хотите. Это очень нехорошо — мучить человека, который вам ничего плохого не сделал.
Выслушивал уже он, мой главный мучитель, Семъяза, но не демоны из города, некогда построенного ангелами.
Пока же я, сидя на корточках перед этими персонажами, стонал от боли, причиненной мне Семъязой, бесы, которые еще недавно плотным кольцом окружали место, где мы находились, вдруг начали второпях расходиться, и к нам подошел ангел, который ушел, когда Семъяза начинал свое действо.
Ангел привел с собой еще одного, наверняка более сильного и славного, ангела, который был настолько блистателен, что его даже не было видно от сияния, от него исходящего.
Этот ангел был не таким, как Семъяза и его компания, и чувствовалось, что он истинно — посланник неба.
Но Семъязу это хоть и смутило, тем не менее он сопротивлялся:
— Что тебе, Гавриил? — уже не как раньше, а тихо, и даже немного испуганно заговорил он — зачем ты сюда пришел? Или ты хочешь вспомнить как и сам чуть не стал одним из нас? Или хочешь потешиться над нашими мучениями?
Но тот, который был в свете не собирался вступать в дискуссии, а говорил так, будто имел власть, повелевая:
— Он ничего не помнит — сказал тот в свете, к кому Семъяза обратился, назвав его Гавриилом — потому что я так захотел в свое время. Вы вспомнили кто вы? Но это я так захотел, чтобы вы это вспомнили. Я обещал вам некогда, что к концу времен вы вспомните, кто вы, но даже вспомнив ничего не сможете изменить себе на пользу — и вот, оно и произошло. Так почему вы мучаете его как ангела, хотя он и мнит себя человеком?
— Ангела испытуют как ангела — ответил Гавриилу Семъяза — а он — ангел, и человеческие страсти ему перенести легко.
— Но он не помнит этого, поэтому и должен быть испытуем в том звании, которое помнит — как человек!
Тогда Семъяза со товарищи стали тихо завывать, постепенно уходя в землю, но перед тем, как совсем исчезнуть, один из них все-таки высказался:
— Позволишь ли ты нам испытать его как человека?
— К чему это? Если мысля себя человеком он прошел через пытки, которые и не всякий ангел сможет снести?