Бедный Енох

22
18
20
22
24
26
28
30

— Господин хороший! — теперь мне кажется, будто у меня в горле пересохло — а вы не могли меня с кем-нибудь спутать?

Тогда Семъяза в ярости бросает меня на землю спиной, от чего мне кажется, будто сломались с хрустом все мои кости:

— Значит ты упустил свой последний шанс! — кричит ангел — значит теперь ты будешь мучится, пока не сознаешься во всем!

Демоны, смотря на происходящее начинают радостно улюлюкать, и, кажется, Семъязе это нравится, после чего он вонзает свои когти прямо в мое сердце:

— Ах ты ёпт твою мать! — ору я что есть сил — как больно!

Но ангелу все равно:

— Ты уже снедюжил? — спрашивает он меня наигранно-ласково — уже не можешь? — бесы хохочут, будто им счастья привалило — крепись, друг, это только начало!

— Акибел! Тамиел! Даниел! Езекл! — вопит истошно Семъяза — Саракуйя! Батрал! Рамуел! Цакебе! Самсавел! Все сюда! Вот он! Наш мучитель! Тот, кто обрек нас на долгие блуждания в беспамятстве! Вот он он — виновник всех наших страданий! Сартаел! Турел! Идите сюда! Придите и воздайте должное отступнику, обманувшему нас и обрекшему на страдания! Воздайте же со всей полнотой своего гнева предателю! Да будет проклят!

И тут из под земли появились еще ангелы, такие же как и Семъяза — неприкаянные, не служащие ни богу, ни сатане, блистательные, холодные и жестокие.

* * *

— Он продрог — говорит, едва проявившись ангел, имя которого звучит в моей голове — Акибел — значит, ему неприятен холод и нам следует поместить его в ледяной ад. Туда, где вьюга и снег, как обжигающий металл!

Акибел поднимает руки, простирая их ко мне и я весь, будто придавленный тяжестью и растягиваемый в разные стороны будто распластываюсь на земле, в то время как моя душа уносится куда-то далеко, на север, туда, куда меня заносила когда-то моя фантазия:

Я, ощущая жуткий мороз с ветром, пробираюсь по снегу в тайный город, некогда построенный ангелами.

— Вот оно! — голос Акибела звучит у меня в ушах — прибежище демонов, слуг сатаны, тех, кого отверг даже сам дьявол, настолько они ему опротивели своей невыразимой жестокостью!

Я в ознобе, беспощадно бьющем меня бреду к тайному входу в город, к скалистым горам, в надежде укрыться там от ветра, и мечтая лишь об одном — только бы ветер утих, хоть на немного, и тогда я, уже не с такими усилиями преодоления, добрел бы до этого мрачного убежища и там, в жару, но смог бы придти в себя, свернувшись калачиком и уснув.

* * *

Но не тут-то было!

Едва я, произнеся невесть откуда мне известное заклинание оказываюсь внутри, пройдя через тайный вход в отварившейся скале, как ко мне со всех сторон начинают сбегаться обитатели здешних мест, проклятые, отвергнутые даже князем тьмы, те, кто здесь искал упокоения от самих же себя, и чей тревожный покой я нарушил своим появлением.

Шипя и брызгая слюной, разбрасывая вокруг себя слизь они сползали со стен и потолков, мерцая в полумраке своими красными глазами, горящими адским пламенем.

— Твой удел! Твой удел! Твой удел — шипели злобно они — быть отверженным из отверженных, ибо ты — хуже самого дьявола и даже нас всех, вместе взятых! Предатель многократно худший нежели Иуда, убийца, убивающий души и пронзающий сердца, многократно худший чем Каин!

Я огладываюсь по сторонам, ужасаясь мерзости этих созданий. Но даже они почему-то считают себя высшими существами по сравнению со мной:

— Мы здесь нашли свой покой до дня страшного, от того что справедливого, суда, но ты… ты даже здесь, до дня пришествия будешь обитать отверженным и подвергаться мучениям во имя искупления, которого ты не сможешь добиться и даже не сможешь приблизиться к нему ни на шаг!