Я сдержанно кивнул. Он продолжал:
– Я бизнесмен, ясно? Вы понимаете? А вендетты вредят бизнесу. – Прищурившись, он ткнул в мою сторону толстым пальцем. – Но семья есть семья. Il sangue e non acqua.[8] Вы говорите, что Уортроп расстроен? Но ведь это я – пострадавшая сторона! Это у меня отняли дорогих мне людей, и от меня ждут, что я буду бездействовать? О, нет. Я человек мирный, разумный, но пролитая кровь взывает о крови.
Я продолжал кивать.
– Дотторе понимает. Он тоже мирный человек. И разумный, как вы. Он тоже многое потерял – он любил фон Хельрунга больше, чем иной сын любит своего отца. Так что баланс подведен, синьор Компетелло, и счет можно считать закрытым.
– За этим я и пришел сюда – услышать эти слова из его собственных уст. Он не часто просит меня об услугах, но, если уж просит, то всерьез. И я не отказываю. Я заплатил ему свой долг – за то, что он помог мне и моим людям перебраться в эту великую страну, – и чем заплатил? Кровью. И что же он, компенсировал мне убыток? Нет! Он пришел и стал требовать от меня, чтобы я компенсировал убыток ему. «Мне нужен монстро, которого у меня забрали. Достаньте его мне».
– И вы его достали и доставили, – сказал я. – Хотя он наверняка говорил вам, что тварь нужна ему живой. Этот монстр был последний в своем роде.
Его черные глаза превратились в щелки. Жирные пальцы выбивали дробь на золоченом набалдашнике трости.
– Я свое обещание сдержал, – сказал он мрачно. – И не могу сказать этого о нем.
Я напомнил ему о том, что никакой личной вины Уортропа в гибели его людей не было – ни того, что погиб в Монстрариуме, ни тех, чья кровь пролилась на Элизабет-стрит. И что ни Уортроп, ни его ученые коллеги, если на то пошло, не ссорились с каморрой. Более того, монстрологи хотят мира и гарантируют его соблюдение. Им нужны люди вроде Компетелло: разумные, немногословные, не ограниченные условностями закона. Первая смерть случилась без нашего ведома, и мы никак не могли ее предотвратить, две другие стали результатом чудовищной ошибки. Конечно, мы оплакиваем фон Хельрунга, но мы согласны принять цену своей ошибки. И наше единственное и страстное желание – надежный мир с каморрой.
Он слушал внимательно, не меняя выражения лица и не переставая барабанить пальцами. Когда я закончил, он повернулся к мистеру Фолку и спросил:
– Кто этот мальчишка и почему он так со мной разговаривает? Где сам дотторе Уортроп? Я занятой человек!
Я встал. Извинился.
– Мы больше не задерживаем вас, дон Франческо.
И выстрелил ему в лицо. Пока его телохранитель рылся в карманах, я застрелил и его. Он покачнулся и стал заваливаться назад; пуля пробила ему грудную клетку, но он был крупным мужчиной, центр тяжести располагался у него ниже обычного, и в сердце ему я не попал. Тогда я шагнул к нему и выстрелил еще раз, целясь ниже. Его тело упало на пол, глухо стукнув – ковер в кабинете был толстый.
Мистер Фолк уже был рядом. Вцепившись в мое запястье, он пригнул мою руку к полу. Вырвал из моих окостеневших пальцев докторский револьвер.
– Надо спешить, – сказал он. Я кивнул, но не двинулся с места. Просто стоял и смотрел, как он, склонившись над телом здоровяка, роется у того в карманах, ища пистолет. Нашел, выпрямился и дважды выстрелил из него в сторону моего стула. Потом взял руку мертвеца и обхватил его пальцами рукоятку.
– Ну же, мистер Генри, – окликнул он меня и кивнул на дверь для прислуги. Ручка другой двери уже бешено вращалась; в саму дверь колотили снаружи. Я на свинцовых ногах подошел к ней. Мистер Фолк с револьвером в руках занял мое место: между оттоманкой и стулом.
– Когда вас поведут на допрос… – начал я.
Он натянуто улыбнулся.
– Может, и поведут. Хотя вряд ли. Человек имеет право защищаться.
ebooksa