– Ты приказал ему убить Франческо Компетелло.
– Это нельзя было так оставить, – повторил я снова. Поправлять его я не стал.
– Хватит твердить одно и то же, – рявкнул он. – И что? Компетелло мертв?
– Да.
Он опять ударил обеими руками по подлокотникам.
– Ты понимаешь, что это значит. Нет, конечно, ты ничего не понимаешь, иначе ты бы этого не сделал. Ты развязал войну.
– Он хладнокровно убил доктора фон Хельрунга, – сказал я. – Невинного человека, не имевшего ровно никакого отношения к тем трем убийствам. Это нельзя было оставлять без ответа.
– Без ответа? Вот, значит, как? Без ответа, значит? – И он выскочил из кресла так проворно, что я вздрогнул. – Компетелло был могущественнейшим падроне самого безжалостного преступного синдиката нашей страны – а ты его убил! Мало тебе того, что по твоей вине погиб бесценный биологический образец, а с ним и мой друг! Нет! Тебе, злодею, давно достигшему последней ступени той самой проклятой лестницы, этого показалось недостаточно…
– Это нельзя было так оставить.
– Хватит твердить одно и то же. Что с тобой? Где ты, Уильям Джеймс Генри? Куда ты подевался? Я ищу тебя, и не нахожу. Тот мальчик, которого я знал, никогда бы…
– Где тот мальчик, которого вы знали? Он в Адене, доктор Уортроп. И на Сокотре. И еще на Элизабет-стрит.
Но он упрямо помотал головой.
– Нет, это не он, – это совершенно другой биологический вид. В Адене у тебя не было выбора: русские убрали бы нас обоих, если бы ты ничего не предпринял. И на Сокотре тоже – что еще мы могли поделать? Кернс решил не выпускать нас живыми с этого острова. Даже на Элизабет-стрит ты вел себя честно, хотя и заблуждался, полагая, будто моя жизнь зависит от твоих действий. Но это! Это была месть: поспешная, безжалостная, жестокая, чудовищная…
– Вы ошибаетесь! – закричал я. – Между этими случаями нет никакой разницы! Я тот же, каким был тогда, каким останусь и впредь. Я тот же, во мне ничего не переменилось. Это вы бессердечный. Вы чудовище. Я не просил вас делать меня таким. Но у меня не было выбора, вы ни о чем меня не спрашивали!
Он затих.
– Каким ты не просил тебя делать?
– Таким, каким вы меня сделали.
Склонив голову набок, он смерил меня тем жутковатым пылающим взором, каким обычно созерцал очередной распластанный на лабораторном столе образец.
– То есть это я во всем виноват, – произнес он медленно. – Таков твой аргумент.
– Скорее, констатация факта, – возразил я.