Ну хорошо. Я согласен. Но вот так, без подмазки, дела не делаются. Я подошел к кухонной двери, открыл ее лапой, сел перед своей миской и выжидающе посмотрел на Киру. Посмотрим, угадает ли она, что я хочу этим сказать. Она засмеялась:
– Ладно, Уинстон. Конечно, тебе полагается за это маленький гонорар. Если будешь умником, завтра тебе достанется дополнительная порция пельменей. Утром мы их приготовим.
Что ж, другое дело! И почему Спайк решил, что кошки и дети не могут понимать друг друга? Наоборот – прекрасно могут!
Мееедленно-премедленно я тронулся с места и поплелся в гостиную, где меня уже ждала бабушка:
–
Оп-па! Значит, она твердо решила обучить меня хорошим манерам. Во всяком случае, так она говорит. Ладно, за порцию восхитительных пельменей я сделаю довольную мину. И когда она снова похлопала ладонью рядом с собой и рявкнула «Сюда!», я прыгнул и уселся возле нее. Бабушка довольно улыбнулась. Кира, вошедшая в гостиную следом за мной, притворилась, что страшно удивлена, вытаращила глаза и сказала:
– Вот это да!
– Вот видишь, Киррра! Все получается! Хоррроший кот! – Она почесала меня за ухом, и я это стерпел. Не только стерпел – я даже замурлыкал. Да-да, я лицемер. Но пельмени слишком вкусны, чтобы отказываться от них из-за глупых принципов!
– Так, Уинстооон, когда услышишь слово «Корзинка», тогда беги и ложись в нее.
Ну уж нет! У нас тут все-таки не цирк. Я сразу перестал мурлыкать. Кира моментально заметила мое возмущение, потому что наклонилась ко мне и шепнула: «Пельмени». Ну что ж! Но это изысканное лакомство я зарабатываю действительно потом и кровью!
– Корзинка, Уинстооон! – скомандовала бабушка. Я спрыгнул с дивана и понуро засеменил на кухню, где улегся в свою корзинку – комедия, недостойная кота-аристократа! И лежал, пока бабушка не появилась в дверях, чтобы убедиться в своем феноменальном успехе.
– Ага! Хорррошо! Прррекрррасно! – Она нагнулась и потрепала меня по голове. Если бы я мог, я бы залаял – ведь я уже почти превратился в собаку! Вероятно, далее последуют команды «Сидеть!» и «Место!». А там я и палку научусь приносить. Хорошо еще, что меня не видят мои друзья-мяушкетеры!
В кухню вошла Анна:
– Мамочка, я вижу, ты нашла общий язык с Уинстоном?
– Да. Я обучаю его хорррошему поведению. Все отлично! Ррраз получается с котом, я могу позаботиться и о девочке.
– Я должна говорить с Кирой по-русски? – уже по-немецки повторила Анна бабушкины слова. – Зачем? Мы живем в Германии. Я очень редко говорю по-русски. Для меня важно, чтобы Кира превосходно говорила по-немецки, потому что от этого зависит ее успешная жизнь в этой стране. Кроме того, Кира и так хорошо воспитана!
Бабушка покачала головой и пробормотала что-то себе под нос. Ясно, что она рассердилась. Но и Анна смотрела на нее, как мышь на крупу. Ее губы были плотно сжаты, глаза превратились в узкие щелочки. Это не предвещало ничего хорошего. Вероятно, Вернер был прав: Анна хотела доказать матери, что здесь, в Германии, у них все замечательно. А когда бабушка сомневалась, Анну это злило. Вероятно, люди придают большое значение воспитанию детей. Они боятся сделать что-то неправильно или выглядеть перед другими людьми плохой матерью или плохим отцом. Муррр – если бы спросили меня, я бы сказал, что двуногие слишком переоценивают важность воспитания! Оно не играет ровным счетом никакой роли. Но меня, конечно, никто не спрашивает. Как всегда!
В дверном проеме показалась голова Вернера:
– Ах, мама разговаривает с дочкой, как чудесно! – Вероятно, Анна сочла его замечание неуместной насмешкой и метнула в него сердитый взгляд. Вернер виновато пожал плечами. – Что ж, не буду вам мешать. Я только хотел спросить, не хотят ли дамы пойти в ресторан. Сегодняшние рыбные палочки были, конечно, вкусные, но нашу гостью надо угостить чем-нибудь более интересным. Я предлагаю пойти к моему любимому итальянцу. В «Коме Прима» на Эппендорфер-Вег кормят просто божественно.
Анна неуверенно посмотрела на мать: