– Возьми леденец, – предложила она. – Черт, возьми два. Они очень успокаивают.
Я пренебрежительно глянул на стеклянную чашу и ушел, подавив (с трудом) инфантильное желание хлопнуть дверью.
Если вы представляете шумную новостную редакцию, какую можно увидеть на Си-эн-эн за спиной Вульфа Блитцера или в старом фильме о Вудворде и Бернстайне, разоблачающих Никсона, то напрасно. Как я уже говорил, большая часть сотрудников «Круга» работает дома. И наша новостная редакция (если вы хотите сделать «Кругу» незаслуженный комплимент, называя эти материалы новостями) размерами не превышает широкий трейлер. В это пространство втиснуто двадцать школьных парт, обращенных к ряду телевизионных экранов на стене. Звук на них выключен. На каждом столе – обшарпанный ноутбук с веселенькой наклейкой: «ПОЖАЛУЙСТА, УВАЖАЙТЕ ЭТИ МАШИНЫ».
В то утро редакция практически пустовала. Я сел в заднем ряду, рядом с красочным плакатом, изображавшим обед Дня благодарения, плавающий в унитазе. Надпись гласила: «ПОЖАЛУЙСТА, СРИ ТАМ, ГДЕ ЕШЬ». Я включил ноутбук, достал из портфеля распечатки, касавшиеся короткой и не слишком впечатляющей карьеры Бугра, и просматривал их, пока компьютер загружался. Открыл «Ворд», напечатал заголовок – «НЕКРОЛОГ БУГРА ДЕВОУ» – и уставился на пустой экран. Мне платили за то, чтобы я смеялся над смертью на потребу двадцатилетним. Мои читатели нисколько не сомневались, что смерть их не коснется, но трудно писать что-то забавное, если ты зол как черт.
– Проблема с первым словом?
Ко мне подошла Кэти Каррэн, высокая стройная блондинка, к которой я испытывал нешуточную страсть, почти наверняка безответную. Ко мне она относилась по-доброму, разговаривала вежливо, смеялась над моими шутками. Обычно такое не свидетельствует о наличии страсти. Удивляло ли это меня? Разумеется, нет. Я в отличие от нее сексуальной привлекательностью не отличался. Если откровенно, я был типичным ботаном – над такими смеются подростки. Лишь на третьем месяце работы в «Круге» я избавился от неизменного атрибута ботана: очков, обмотанных изолентой.
– Есть немного, – ответил я. Чувствуя аромат ее духов. Что-то фруктовое. Свежие груши, наверное. Что-то свежее – точно.
Она села за соседний стол, длинноногая мечта в потертых джинсах.
– Когда такое случается со мной, я печатаю:
– Не думаю, что в моем случае это сработает, – ответил я.
Кэти вела свою страничку, не такую популярную, как «О мертвых – дурное», но тоже посещаемую: в «Твиттере» у нее было полмиллиона подписчиков. (Из скромности умолчу, сколько их было у меня, но вы не ошибетесь, подумав о семизначном числе.) Называлась она «Бухаем с Кэти». Идея заключалась в том, чтобы встретиться со знаменитостями, о которых у нас еще не писали – соглашались даже некоторые из тех, о ком мы уже писали, хотя такое трудно себе представить, – и взять интервью, пока они набирались все сильнее и сильнее. Диву даешься, что слетало у них с языка, а Кэти все сохраняла в своем маленьком, аккуратном розовом айфоне.
Вроде бы и она должна была напиваться вместе с ними, но ей как-то удавалось оставлять на три четверти полным даже первый стакан, когда они перемещались из одного злачного места в другое. Знаменитости редко это замечали, потому что их больше занимали идеальный овал лица, копна пшеничных волос и широко раскрытые серые глаза, всегда говорившие одно и то же: «Боже, какой ты интересный». И они выстраивались в очередь на закланье, хотя Кэти загубила полдесятка карьер за то время, что проработала в «Круге», к которому присоединилась за восемнадцать месяцев до моего появления. Самым знаменитым стало ее интервью с комиком, который проехался по Майклу Джексону: «Оно и к лучшему, что этот сладкожопый любитель белых помер».
– Как я понимаю, прибавки не будет? – Кэти мотнула головой в сторону кабинета Джеромы.
– Откуда ты знаешь, что я собирался просить прибавку? Я тебе говорил? – Завороженный этими роскошными глазами, я мог рассказать ей все.
– Нет, но все знали, что ты попросишь – и получишь отказ. Если бы она согласилась, к ней бы повалили все. Отказывая самому достойному, она затыкает рот остальным.
– Так ты собираешься остаться?
– На время, – произнес я, приподняв уголок рта. Это отлично получалось в старых фильмах у Богарта, но Кэти встала, смахивая несуществующую пылинку с чарующе плоского живота.
– Надо писать. Вик Олбини. Господи, он такого наговорил.
– Идол гейской тусовки.
ebooksa