— Таким ароматом дохнули на меня апельсиновые рощи, так засверкали голубые моря!..
Аду удивил чужой, тоскливый звук его голоса.
— Мне вспомнились какие-то стихи, — поспешно добавил он, ловя ее напряженный, подозрительный взгляд, и, переменив тон, стал их горячо уговаривать ехать на юг.
— Но ведь и вы поедете с нами? — поймала его на слове Ада.
Он обещал, не задумываясь, так как в этот момент желал этого от всей души.
— Бэти сегодня говорила, что они окончательно раздумали ехать на материк. Объясняла это болезнью отца, но у них там что-то случилось. Она становится с каждым днем все грустнее. Мне ее ужасно жалко.
— Ее жизнь очень тяжела. Тетки невыносимы.
— Теперь она очень огорчена состоянием своего брата. Из ее недомолвок я поняла, что они опасаются, как бы он не сошел с ума. Может ли это случиться? Вы ведь его хорошо знаете.
— Трудно сказать что-нибудь наперед, но он занимается вопросами, которые очень часто приводят к безумию.
— Бэти говорила, что и вы посещаете спиритические сеансы.
— Меня интересует этот род помешательства. Я был на нескольких заседаниях и видел необыкновенные вещи, которых мой ум и моя воля не могут принять, но которые все-таки являются действительным фактом. Впрочем, я не углубляюсь в исследование этого вопроса, и все эти фантастические явления собираю только как материал, который мне со временем пригодится.
— Я бы боялась сеансов и тех чудес, которые там происходят. Я убеждена, что во всех этих делах скрывается дьявол, который искушает человеческие души чудесами, гипнотизирует обещанием переступить порог непостижимого и увлекает в бездну.
— Что вы этим хотите сказать?
— Хотя бы то, что человек сходит с ума. Я боюсь этих темных сил. Может быть, ад существует не только в вашем суеверии и страхе. Мне кажется, что за пределами нашего сознания лежит ужасная бездна, в которой обитают какие-то ужасные чудовища, какие-то таинственные существа, невообразимые ларвы. И кто раз поддастся любопытству и заглянет туда, тот должен будет погибнуть. Я глубоко верю в Бога, люблю солнце и дневной свет, люблю жизнь я боюсь всего, что не из этого мира.
— И вы совершенно правы! — подтвердил Зенон, не желая продолжать этого разговора.
— Милые мои, уже очень поздно, — вскрикнул Генрих.
— Два часа! Простите, я убегаю!
— Значит, мы не будем теперь ждать вас понапрасну?
— О, нет, нет! И доктора привезу после обеда! — крикнул он, уже выходя.
Выйдя из гостиницы, он остановился, всматриваясь в пустую дождливую улицу. Вдруг подъехал экипаж и со звоном опустилось окно в дверцах.