Четыре. История дивергента

– Нет, – отвечаю я. – Пытаемся донести до тебя важную мысль. Не только у тебя есть друзья, готовые причинить кому-нибудь вред.

– Разве инструкторы имеют право угрожать неофитам? – Питер смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Я мог бы подумать, что это взгляд невинного человека, если бы не знал, кто он такой на самом деле. – Пожалуй, спрошу Эрика, просто чтобы убедиться.

– Я тебе не угрожал, – парирую я. – Я тебя даже не трогаю. А судя по записям с камер, которые хранятся в компьютере в диспетчерской, нас здесь вообще нет.

Зик усмехается, не в силах сдержаться. Это была его идея.

– А вот я тебе угрожаю! – Шона чуть ли не рычит. – Еще одна более жестокая выходка, и я преподам тебе урок о справедливости.

Теперь она держит острие ножа над глазом Питера и медленно опускает его, надавливая на веко. Питер замирает, едва дыша.

– Око за око. Синяк за синяк.

– Может, Эрику и плевать, что ты преследуешь других неофитов, – заявляет Зик, – но не нам. И кроме нас в лагере полно лихачей, которые с нами бы согласились. А они-то знают, что нельзя поднимать руку на людей из своей фракции. А еще они слушают сплетни и распространяют их со скоростью лесного пожара. Мы можем быстренько рассказать им, насколько ты жалкое существо, а они тотчас позаботятся о том, чтобы усложнить тебе жизнь. Как видишь, в нашей фракции дурная слава обычно остается навсегда.

– Начнем с твоих потенциальных работодателей, – произносит Шона. – Зик займется руководителями из диспетчерского отдела, я поболтаю с лидерами у границы. Тори известно о каждом в Яме. Четыре, ты ведь дружишь с Тори?

– Да, – отвечаю я, подхожу ближе к Питеру и наклоняю голову. – Ты способен причинить другому боль, неофит… но тогда мы обеспечим тебе пожизненное страдание.

Шона убирает острие от глаза Питера.

– Подумай хорошенько.

Зик отпускает рубашку Питера и разглаживает ее, все еще улыбаясь. Почему-то достаточно странное сочетание жестокости Шоны и веселости Зика действительно пугает. Зик машет Питеру, и мы покидаем комнату.

– Хочешь, чтобы мы поговорили с лихачами? – спрашивает он.

– Да, – киваю я. – Определенно. Не только о Питере, но и о Дрю, и об Эле.

– Если он переживет посвящение, вероятно, я случайно толкну его, и он рухнет прямо в пропасть, – с надеждой говорит Зик, показывая жестами процесс падения.

* * *

На следующее утро у пропасти собралась толпа. Лихачи стоят тихо и неподвижно, несмотря на то что запах завтрака манит всех в столовую. Мне даже не нужно спрашивать, почему они собрались здесь. Мне сообщили, что такое случается почти каждый год. Смерть. Как гибель Амара – неожиданная, ужасная опустошающая. Тело, как рыбу на крючке, уже вытащили. Обычно это кто-то из молодых – несчастный случай, произошедший из-за того, что опасный трюк не удался, или не несчастный случай, а израненная душа, которую добили злом, давлением и болью.

Я не знаю, как к этому относиться. Возможно, я должен чувствовать вину за то, что не заметил чужой боли. Или грусть от того, что люди не могут найти другой выход. Я слышу, что впереди произносят имя умершего, и меня поглощают обе эмоции.

Ал. Ал. Ал.

Ал – мой неофит, и я нес за него ответственность. Значит, я не справился. Я был одержим слежкой за Максом и Джанин. Я впал в бешенство и винил во всем Эрика и мучился из-за того, что до сих пор не решил, предупреждать ли Альтруизм. Хотя есть еще кое-что. Но ни одна из перечисленных причин не является важнее того, что я отдалился от всех. Я хотел защитить себя, а мне нужно было вытаскивать неофитов из тьмы и показывать им светлые стороны – смех с друзьями на камнях возле пропасти, полуночные татуировки после игры в «Вызов», море объятий после оглашения рейтинга. Я мог хоть как-то порадовать их – даже если бы это не помогло ему, мне стоило попытаться. Я знаю одно – когда посвящение закончится, Эрику не придется из кожи вон лезть, чтобы снять меня с моей должности. Я уйду сам.