— Опять лжешь! Ты хотел спровадить меня, чтобы я не знала, что ты отправился к Хэнкокам.
— Берта, пора бы тебе уже лучше знать меня.
— Почему ты ни словом не упомянул о них до тех пор, пока не понял, что деваться некуда?
Эдвард добродушно пожал плечами:
— Я же знаю, как ты обидчива.
— Знаешь — и все равно предложил им свои услуги.
— Все вышло как-то само собой. Сестры Хэнкок жаловались на погоду, а я возьми да скажи: «Если хотите, я вас отвезу». Они и обрадовались.
— Ты ужасно добр со всеми, кроме собственной жены.
— Прости, солнышко, мне некогда с тобой спорить, я уже опаздываю.
— Ты в самом деле поедешь?
У Берты не укладывалось в голове, что Эдвард все-таки воплотит свое намерение.
— Да, дорогая, это мой долг.
— В первую очередь твой долг — заботиться обо мне! Эдди, ну пожалуйста, не уезжай. Ты не представляешь, как это важно.
— Я еду не потому, что хочу, а потому, что должен. Через час буду дома.
Крэддок наклонился, чтобы поцеловать Берту, а она, обвив его шею руками, зарыдала.
— Умоляю, останься! Если ты меня любишь, если хоть когда-нибудь любил — не уезжай. Зачем ты своими руками душишь мою любовь к тебе?
— Берта, не глупи.
Эдвард высвободился из объятий Берты и пошел к двери; встав с дивана, она двинулась следом и схватила его за руку.
— Ты же видишь, как я несчастна! Ты — все, что есть у меня в этом мире. Ради всего святого, Эдди, останься. Это значит для меня гораздо больше, чем ты думаешь.
Не выпуская его руки, Берта сползла на пол — теперь она стояла перед Эдвардом на коленях.