Наконец председатель взмахнул красным платком, и буря рукоплесканий ответила на его жест.
Зажженные бандерильи представляли необычайное зрелище, от которого захватывало дух. Многие хоть и протестовали до хрипоты, но в глубине души радовались такому обороту дела. Сейчас они увидят быка, изжаренного заживо, обезумевшего и спасающегося бегством от пылающих на шее дротиков.
Появился Насиональ, держа в руках острием книзу две крепкие бандерильи, обернутые черной бумагой. Без излишних предосторожностей, словно трусливое животное не заслуживало никаких искусных маневров, он подошел и под злорадные аплодисменты удовлетворенной толпы вонзил в быка адские дротики.
Раздался сухой треск, и две белые спирали дыма поднялись над шеей животного. При ярком света солнца пламени не было видно, но на глазах у зрителей обгорала шерсть и разрасталось темное пятно на затылке быка.
Испуганный неожиданной болью, бык пустился бежать еще быстрее, спасаясь от пытки, а на шее его между тем продолжали рваться сухие разряды, напоминавшие ружейные выстрелы, и перед глазами замелькали горящие обрывки бумаги. Страх придал быку ловкости, он делал скачки, высоко подбрасывая разом все четыре ноги и крутя увенчанной рогами головой, пытался вырвать зубами впившиеся в его шею огненные бандерильи. Толпа смеялась и хлопала в ладоши, восхищаясь прыжками и тщетными усилиями быка, плясавшего неуклюже и грузно, как пляшет огромное дрессированное животное.
– Небось щекотно! – вопила толпа, заливаясь злорадным хохотом.
Смолкли треск и взрывы догоревших бандерилий. Обугленная шея медленно поджаривалась, слышалось, как шипел жир. Не чувствуя больше обжигающего огня, бык застыл на месте, тяжело поводя боками, пригнув голову и свесив воспаленный, сухой язык.
Другой бандерильеро подкрался к нему и вонзил два новых дротика. Снова поднялись две струйки дыма над обгоревшей шеей, послышались сухие разрывы, и бык опять бросился бежать, извиваясь всем своим грузным телом; только теперь движения животного были спокойнее, словно он начинал привыкать к мучениям.
Затем вонзили и третью пару бандерилий; шея быка обуглилась, вокруг распространился тошнотворный запах жареного жира, горелой кожи и паленой шерсти.
В порыве мстительной ярости толпа продолжала рукоплескать, точно смирное животное было ее религиозным противником и сожжение еретика представлялось святым делом. Люди гоготали, наблюдая, как трясутся ноги животного и, подобно огромным мехам, раздуваются в прерывистом дыхании его бока, как бедняга с глазами, налившимися кровью, мычит, болезненно ревет и лижет песок в тщетных поисках освежающей влаги.
Опершись о барьер близ председательской ложи, Гальярдо ждал знака прикончить быка. На борту загородки Гарабато уже держал наготове шпагу и мулету.
Проклятие! Так отлично началась коррида – и надо же, чтобы получилась такая беда с этим быком, которого Хуан сам выбрал, польстившись на его красоту! Кто ж знал, что на арене он окажется смиренником?
Беседуя с опытными людьми, сидевшими в первых рядах у барьера, Гальярдо заранее оправдывался.
– Будет сделано все, что возможно, – повторял он, пожимая плечами.
Потом, пройдясь взглядом по ложам, остановился на той, где сидела донья Соль. Она аплодировала ему, когда он совершил свой геройский подвиг – лег перед быком. Ее затянутые в перчатки ладони восторженно хлопали, когда он, повернувшись лицом к барьеру, раскланивался перед публикой. Заметив устремленный на нее взгляд тореро, донья Соль ответила ему дружеским жестом; к приветствию важной дамы присоединился и ее спутник: ненавистный чужеземец склонил корпус в таком резком поклоне, точно переломился надвое. Бинокль доньи Соль еще не раз настойчиво искал Гальярдо, когда он отошел от ложи к барьеру. Ах, что за женщина!.. Уж не потянуло ли ее снова к дерзкому смельчаку? Как знать! И Гальярдо мысленно решил завтра же пойти к ней попытать счастья.
Прозвучал сигнал – пора кончать, и тореро после краткого обращения к зрителям направился к быку. Энтузиасты напутствовали его громкими возгласами:
– Кончай с ним без проволочек! С таким волом не стоит долго канителиться.
Гальярдо взмахнул мулетой, и бык не спеша грозно двинулся на тореро. Доведенный до бешенства жестокой пыткой, зверь готовился ринуться вперед, смять, уничтожить противника, первого человека, который появился перед ним после перенесенных мучений.
Негодование и злорадство толпы смягчились: наконец-то животное опомнилось, решило показать себя. Оле! Зрители с восторгом приветствовали опасную игру, одобряя одновременно и тореро и его противника.
Бык застыл на месте, нагнул голову; из открытой пасти его свешивался язык. Все смолкло. Наступила гробовая тишина, еще более жуткая, чем молчание пустыни, ибо здесь, в цирке, тысячи людей затаили дыхание, следя за приближением конца. Стояла такая глубокая тишина, что малейший шорох на арене достигал последних рядов амфитеатра. Послышался легкий сухой стук, еще и еще: концом шпаги Гальярдо сбрасывал обгоревшие дротики, торчавшие на затылке быка, позади рогов. То была подготовка к смертельному удару, и зрители напряженно вытянули шеи, ощущая таинственную связь, установившуюся между их волей и волей матадора. «Сейчас», – говорил про себя каждый. Сейчас он мастерским ударом прикончит быка. Толпа угадывала намерение тореро.
ebooksa