Воевода не спеша встал, медленно и размеренными шагами стал приближаться к нему.
Оба они, совсем друг друга не зная, сначала измерили друг друга любопытными глазами, оценивая свои силы.
Винч Свидва имел такую же панскую фигуру, как Людер, оба чувствовали себя почти равными гордостью. Магистр чувствовал, что этого человека должен щадить и смягчать – Винч понял, что под плащом монаха стоял перед ним немецкий герцог.
Они поклонились друг другу, но Людер руки не протянул.
Предупредительный Петрек начал живо по-немецки рекомендовать воеводу, содействуя разговору, который ломаным языком для обоих был не лёгок.
Сидя тут уже полвека, герцог выучил понемногу разные языки, но ни на одном не говорил хорошо, в презрении считая их варварскими. Прусским по долгу и для отношений с людом говорил лучше всех; Свидва же, кроме польского, мало что понимал по-немецки.
Петрек Копа стоял как переводчик и необходимый помощник, и так этот разговор, который должен был быть тайным и конфиденциальным, без свидетеля не обошёлся.
Это делало разговор несказанно трудным и неприятным для воеводы.
В первые минуты он едва мог преодолеть свой позор, болтал что-то невразумительное и слёзы хлынули из его глаз.
Он жаловался на унижение, какое испытал от короля, а тут он сам по доброй воле на стократ более мучительное должен был испытывать. Принял тем более гордую физиономию, чем болезненней чувствовал себя пострадавшим.
Людер, казалось, понимает, что делалось в душе этого человека и хотел показаться сострадательным и мягким.
После короткой борьбы с собой, воевода выпалил, не обращая внимание на то, будет ли понятым, последует ли услужливый переводчик за его словами.
– Вы видите меня, пришедшего к вам, – говорил он лихорадочно, – потому что тому пану, которому служил до седого волоса, дольше служить не хочу и не могу. Мне причинили обиду… хочу мести… край, которым я управлял столько лет, который ему дал и удерживал – есть моим до сего дня, пойдёт за мной. Приведу вам войско на подмогу и не каких-нибудь людей, но таких, что лучше всех знают эту землю… а я её знаю лучше неприятеля, с которым вы хотите сражаться.
Магистр слушал, едва лёгким движением головы давая понять, что разумеет. Воевода по-прежнему выкладывал всё с великой горячкой, магистр, как бы от неё остыл, казался всё более холодным.
Он не отвечал ни слова.
Это горячило воеводу, который начал повторять с нареканиями и гневом, с хвалою себе.
Взамен тевтонский пан не спешил ни с какой жертвой со своей стороны – воевода был вынужден через переводчика требовать условий для себя.
– Я надеюсь, – сказал он, – что вы оцените услугу, для какой вам отдаю мою особу и людей. Я желаю при той земле, которую вам, как союзник, отдаю под опеку, удержаться как верховный пан. Вы не только её приобретёте, но избавитесь от короля и его претензии к Поморью. Я имею право требовать…
Магистр недоконченную речь прервал медленно выцеженными словами, по-немецки говоря Петреку и глядя холодно и свысока на воеводу.
– Орден не может быть неблагодарным. Как скоро услуга окажется великой, даст верную награду. Но вперёд нужно иметь то, что вы ему обещаете, а потом оценит и отблагодарит.