Но теперь милиционер точно услышал снизу сдавленные голоса и шорохи. Потом вскрикнул младенец.
Улыбка раздвинула лицо милиционера. Улыбка, постепенно превратившаяся в оскал. Милиционер согнулся, встал на четвереньки, вытянулся, раздался в толщину, и рыкнул.
Теперь это снова была волчица.
Громадная, седая. Она провела широкой лапой по люку: на металле остались борозды. Глаза Белой загорелись неистовым огнём, и она стала быстро-быстро царапать сталь обеими передними лапами.
Люк начал прогибаться, трещать; куски цемента разлетались по комнате.
Снизу раздались испуганные крики и петушиный подростковый бас, прикрикнувший на кого-то.
Белая подпрыгнула и всей тяжестью рухнула на люк.
Люк обрушился вниз.
В глаза ей взметнулся ослепительный огонь, и уши заложило от грохота: пуля обожгла лоб.
Белая рухнула вниз всей тяжестью, ломая деревянную лестницу с перилами. Внизу она вскочила на ноги, мгновенно огляделась.
Пыль и пороховой дым заполнили подвал, но людей здесь не было: они ушли в боковой ход, черневший в забетонированной стене.
Белая прыгнула в зияющее отверстие, — и вдруг словно натолкнулась на что-то, на миг зависла в воздухе, словно в вате, и мягко опустилась на пол.
— Уйди с дороги, Саб! — рявкнула она, тяжело дыша.
— Здесь нет того, кого ты ищешь, — возразил низкий голос.
— Есть! Я чувствую запах девы. Я даже вижу её: красивая черноглазая цыганка, слишком молоденькая, правда, но я давно уже стала замечать твою склонность к педофилии… Прочь!
— Эту цыганку зовут Наталья. Ей только двенадцать лет. И она ни в чём не виновата, — спокойно ответил голос.
— Ага! В двенадцать цыганские дочери иногда уже выходят замуж. Уходи, именем твоего покровителя Велеса!
— Велес давно уже умер.
— Да, но ты-то ещё жив. Наследник Волха, бывший пастух, защитник выродков и сук!
Внезапно огонь вспыхнул прямо перед её глазами, так что Белая вначале отшатнулась. А потом рассмеялась лающим смехом.