Собачий род

Из избы донёсся слегка визгливый голос жены:

— Ну, расписал: "не зна-аю"! А кто подарки дарил, знает?

— Ч-чёрт, — ругнулся Григорий Тимофеевич сквозь зубы.

Обернулся. В ворота степенно вошёл староста.

— Грех, барин, на подворье чёрта поминать, — сказал он.

— А звериному богу молиться не грех? — сквозь зубы спросил барин.

Староста промолчал.

— Вот что, — Григорий Тимофеевич снова повернулся к Ивану. — Ты выпусти Феклушу. Слово тебе даю, — вот, при Демьяне Макарыче, — нету со мной у Феклуши греха.

— Ска-азывай! — донёсся из избы все тот же визгливый женский голос.

Иван внезапно рявкнул:

— Молчи, дура! — и ногой захлопнул позади себя дверь.

Глядел на барина исподлобья, на лице его попеременно отражались злоба и сомнение.

— Выпусти Феклушу, — повторил Григорий Тимофеевич. — Ну, я тебя прошу.

Староста вдруг как-то странно закряхтел и отвёл глаза.

— Моя дочь — моя и воля! — сказал Иван.

Демьян снова странно закряхтел и не слишком уверенно сказал:

— Нет, Иван, тут ты не прав, пожалуй. Мы пока ещё люди господские.

Иван промолчал.

— Пороть надо не Феклушу, а тех, кто ворота дёгтем мазал, — сказал Григорий Тимофеевич. — Вот у кого стыда-то нет… Да и ума, видимо, тоже.

Перехватил плётку. Ударил ею о ладонь.