Витёк утёр пот со лба. Взглянул на Рупь-Пятнадцать. Тот стоял, глядя на пожар расширенными от страха глазами и трясся всем телом.
— Ну что, Паша, — сказал ему Витёк. — Закончилась твоя работа у цыган. Придётся новое место искать.
Внезапно по чёрному, чумазому лицу Паши потекли слёзы.
— Во даёт! — удивился Витёк и повернулся к остальным:
— Братва! Гляди — бомж разнюнился!
— Ты чего? — спросил Санёк. — Работу жалко?
— Нет… — Паша швыркнул носом, утёрся рукавом, ладонями начал вытирать глаза и щёки.
— А чего же?
— Ребятишков жалко.
— Каких ребятишков? — удивился Санёк.
— Так их же там четверо, у цыгана-то. Родителей этот волкодав порешил, а ребятишки, видно, сгорели.
И он сел прямо в снег, больше не пытаясь сдержать слёз.
* * *
Огонь, вспыхнувший в погребе, не мог остановить Белую. Она прыгнула сквозь него и вдруг увидела молоденького курчавого паренька, полуголого, в джинсах и красных полусапожках. Паренёк держал в руке зажжённую газовую горелку. Невыносимый жар ударил в глаза Белой. Она взвыла и отскочила.
Что-то опрокинулось и покатилось с грохотом по цементному полу. Это была десятилитровая ёмкость с керосином. Алёшка направил пламя на вытекающий керосин, бросил горелку и баллон, и бросился в темноту. Там нащупал руки своих братьев и сестры, и побежал, увлекая их за собой.
Ход поворачивал вправо. Ещё несколько метров — и они очутились в другом подвале. По проходу между картонными ящиками с фирменными наклейками дети пробежали к следующему ходу.
Здесь уже было совсем темно, но ядовитый запах гари догонял их, заполнял весь лабиринт. Впереди был тупик и лестница вверх.
— Наташка, лезь вперёд, открой засов, — скомандовал Алёшка. — А вы, — прикрикнул на младших братьев, — закройте глаза, рукава прижимайте к носу. Старайтесь не дышать!
— Не могу! Не открывается!.. — раздался сверху испуганный голос Наташки.
— Слезай! Я сам попробую.