— Разумеется, холодно. Он, когда по дороге задумывается, всегда на юг отклоняется, — мрачно подтвердил Соколов. — Потому что зима и потому что Уткин, что с него взять? У него инстинкты на первом месте в подкорке записаны, ничем не выбьешь. А того, у кого голос разума забивает инстинкты, дискриминируют. Хотя, казалось бы, летать должны запрещать Уткину: сегодня он долетит до университета, а завтра захватит мешочек в клюв — и на юга, прожигать жизнь.
— Сколько там утка унесёт…
— Не утка, селезень. Уткин же мужчина, — снисходительно пояснил Соколов, — а мужчины у уток — селезни.
— Самцы.
— Что? — удивился он.
— Мужские особи у животных обычно называют самцами.
— Так это у животных, а мы же не животные. Мы люди, — убеждённо сказал Соколов. — Вот только почему-то одни получают больше других. Наверное, крякают громче.
Я поняла, что вопросы угнетения Соколовых могут обсуждаться ещё очень долго, поэтому кивнула, как бы соглашаясь со словами аспиранта, и прошла к своему столу, на котором мена ждала книга, написанная Седых. Предисловие я успела просмотреть при Тимофееве, теперь собиралась перейти к более информативной части. Первая глава уже называлась «Типы целительских артефактов».
— Елизавета Дмитриевна, вы должны поговорить с Филиппом Георгиевичем, — Соколов нагло уселся на край моего стола. — Соболевы уважают Рысьиных, поэтому он вам не откажет.
— О чём должна поговорить?
— О разрешении на проход в зверином облике.
— Помилуйте, Павел Владимирович, — я невольно рассмеялась. — Если он отказал вам, то мне тем более не будет выбивать такого разрешения. Да и не нужно оно мне, я не собираюсь никуда рысью бегать из университета.
— Так я и не прошу вас, чтобы вы для себя разрешение получали, но для меня.
— Простите, Павел Владимирович, — сухо сказала я, придвигая к себе книгу и тем самым давая понять, что наш затянувшийся разговор мне совершенно неинтересен, — но правила для того и существуют, чтобы их выполнять. Не просто так же ввели это ограничение, а наверняка по серьёзной причине.
— Скажете тоже, Елизавета Дмитриевна, — разочарованно протянул Соколов и слез со стола, — по серьёзной причине. Всё из-за Мышкина, будь он неладен. Стащил ценный артефакт, а мы теперь страдай все.
— Артефакт можно и в человеческом облике стащить, — заметила я.
— В человеческом через проходную не пронести, а в зверином через проходную необязательно.
Он столь тяжело вздохнул, что я заподозрила: все его попытки получить допуск — не что иное, как подготовка к очередному ограблению университета. Ведь с тем, что пронесла мышка, вполне может улететь и сокол, даже мелкий и общипанный. Почему-то казалось, что зверь, то есть, разумеется, птица моего собеседника, именно такая, неказистая. Но просить его продемонстрировать я не стала по вполне понятной причине: не дай боги, решит, что я с ним заигрываю.
Разочарованный аспирант отошёл к лабораторному столу, где начал снимать крошечные стружки с маленького розового куска дерева, а я наконец открыла книгу и приступила к чтению.
«Целительские артефакты бывают следующих типов: диагностические, терапевтические, хирургические и лабораторные» Ещё я успела выяснить, что внутри каждого типа есть ещё деление на артефакты для владеющих и не владеющих магией.