Только предисловие я и успела прочитать, поскольку Тимофеев попросил меня ему ассистировать, и я то держала нужную лабораторную посуду, то бегала по всему помещению за ингредиентами, которые, как оказалось, нельзя было держать рядом. Именно поэтому Филипп Георгиевич и не собрал их, когда начал колдовать над спиртовкой, а вовсе не из-за забывчивости, как он мне пояснил, когда я спросила, не проще ли принести всё сразу. Также пояснял он каждое своё действие, обращая внимание на отдельные приёмы, облегчающие работу. Я старательно запоминала, изредка уточняя, правильно ли поняла.
А ближе к обеду вернулся Соколов. Сначала он опасливо заглянул в помещение, убедился, что начальник не злится и не собирается выставлять неугодного аспиранта, после чего только прошёл внутрь.
— Филипп Георгиевич, — кашлянул он, привлекая внимание, — я должен перед вами извиниться. Я, знаете ли, не в себе был, когда повёл себя столь неподобающим образом.
— Тогда нужно признать, что вы постоянно находитесь не в себе, — сварливо ответил Тимофеев. — В вашем возрасте нужно уметь держать себя в руках, даже если что-то вас вывело из равновесия. Какой из вас целитель, если эмоции на вас столь сильно влияют?
— Так я поэтому и решил пойти в артефакторы от целительства, — смущённо сказал Соколов.
— А не проще ли тренировать выдержку? Берите пример с Елизаветы Дмитриевны — совсем девочка, а ведёт себя как взрослый ответственный человек.
Соколов посмотрел настолько неприязненно, что захотелось показать ему язык, но это очень бы выбилось из образа взрослого ответственного человека, поэтому я сдержалась. Да и отвлекаться не хотелось: в этот раз Тимофеев доверил размешивать готовящееся зелье. Делать это стеклянной палочкой было не слишком удобно, но что дали, то дали.
— Я всё осознал, — совсем как нашкодивший мальчишка сказал Соколов. — И в дальнейшем обещаю не доводить до подобных эксцессов, Филипп Георгиевич.
Тимофеев вздохнул.
— Елизавета Дмитриевна, уступите своё место Павлу Владимировичу и идите обедать.
Соколов метнулся ко мне с радостью. Хотя чему там радоваться? Сейчас огребёт по первое число, борец с клановым произволом. Я неохотно отдала ему палочку, с которой уже успела сродниться, и спросила:
— А книгу мне вернуть в шкаф, Филипп Георгиевич? Или можно взять с собой?
— С собой нельзя. Пусть полежит на столе. Вечером вернёте на место, — нетерпеливо ответил он, глазами указывая мне на дверь. — И не торопитесь, еда требует вдумчивого отношения.
Пришлось попрощаться и уйти, тем более что время действительно приближалось к обеду. Но перед тем как идти к себе, я завернула в библиотеку и взяла анатомический атлас. Всё же без него сложно понимать некоторые моменты в учебнике по целительству. В идеале атлас нужно бы заиметь свой: чувствую, он мне неоднократно ещё пригодится.
Когда Полина открыла дверь, из кухни уже пахло чем-то вкусным, но обед ещё не был готов, по поводу чего она начала многословно извиняться, словно я ставила чёткие сроки. Я остановила поток её речей и прошла в спальню, намереваясь немного почитать «Основы целительства».
— Вам письмо принесли, — шепнул проявившийся Мефодий Всеславович. — Эта на адрес глянула, да в карман сунула.
Я кивнула, одновременно благодаря и показывая, что услышала, и отправилась на кухню, где Полина старательно перемешивала что-то на сковороде.
— Вы забыли отдать письмо, — почти спокойно сказала я.
— Ой, как это я? — не очень естественно удивилась она, вытаскивая уже помятый конверт из кармана юбки. — Действительно, совершенно забыла.
— Мои письма должны лежать у меня на столе, а не в ваших карманах, — заметила я. — Они, знаете ли, от этого мнутся.