Гимназистка. Под тенью белой лисы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я присмотрю, — предложил Мефодий Всеславович. — Токмо не станут Рысьины сейчас подливать. Вам же через охрану проходить, а там заметят, ежели что не так, и не пропустят.

— Если им не заплатят, чтобы глаза закрыли.

— Это ж скоко заплатить нужно? Ежели узнают, такого мага на работу никто не возьмёт более, — запротестовал Мефодий Всеславович. — Да и не одному тогда давать надоть, а всей смене. Нет, Елизавета Дмитриевна, ежели вам чего и подольют, то только снаружи. А Полина эта так-то аккуратная, да и готовит хорошо. А чтобы не сделала пакости, на то я есть.

Уверенность домового немного обнадёживала, а то я пока не могла решить: выставить ли Полину или оставить. Новую прислугу и перекупить могут, а эта — уже известное зло…

Возвращалась в лабораторию я с некоторой опаской. Мало ли, вдруг Филипп Георгиевич отправил меня подальше, чтобы не было свидетеля того, как он расправляется с оскорбителем? Конечно, он выглядел спокойным, когда меня отправлял на обед, но я-то помню, как он взбесился в конце разговора с аспирантом.

Дверь я открывала осторожно, но она всё-таки предательски скрипнула, и когда я заглянула, Соколов уже выжидающе смотрел, стоя рядом со входом. Был он один, заведующего и след простыл. Если судить по отсутствию пальто на вешалке, то Филипп Георгиевич отправился на обед.

— Елизавета Дмитриевна! — воодушевлённо сказал аспирант, помогая мне снять тулупчик.

Тот самый, Оленькин, на волчьем меху. Рысьина мне среди прочих вещей презентовала премиленькую шубку, но тулупчик был куда символичней. Жалко, что коврик так и остался в Ильинске, а то бы я и на нём с удовольствием попрыгала.

— Как я рад, что это вы, а не кто-нибудь из этих замшелых старикашек. Не лаборатория, а паноптикум какой-то, — продолжал радоваться моему появлению Соколов, не забыв при этом презрительно фыркнуть при упоминании старших коллег.

— Зачем же вы пошли в этот паноптикум?

Соколов ненадолго смутился, нашёлся почти сразу:

— Так должен же кто-то двигать науку? Целительская артефакторика — необычайно перспективное направление, открывающее массу возможностей, которые профукивают древние старцы, не готовые к новым веяниям.

Но воодушевление было наигранным. Наверное, попал он сюда по той же причине, что и я, — где место было, туда и взяли. Говорить я это, разумеется, не стала, тем более, в чём-то он был прав: артефакторика действительно перспективное направление.

— Филипп Георгиевич вас простил?

— Меня простил? — оскорблённо переспросил Соколов. — Это мне надо было его прощать.

— Оскорбили его вы, — заметила я.

— Я его не оскорбил. А вот он… Он вполне мог бы оформить для меня допуск на пролёт.

— Разве это возможно? — невольно удивилась я. — Я была уверена, что запрет для всех.

— Как же, для всех. — Соколов несколько раз взмахнул руками, словно разминаясь перед полётом. — Уткин прекрасно пролетает туда и обратно ежедневно. Ещё бы, он глава университетской бухгалтерии, а я всего лишь аспирант.

— А не холодно Уткину? — уточнила я, поражённая такими сведениями в самое сердце. — Зима же.