Гимназистка. Под тенью белой лисы

22
18
20
22
24
26
28
30

Плетение от прослушивания я развеяла и попросила Полину накрыть ещё и на гостя. Звягинцев опять было запротестовал, но я сказала, что без обеда он от меня всё равно не уйдёт, да и нельзя вести серьёзные разговоры на пустой желудок, так что пришлось ему смириться и усесться за стол.

— Так зачем вы просили меня приехать, Елизавета Дмитриевна? — спросил он, уже взявшись за ложку.

Полина, застывшая у стола, аж подалась ко мне, словно хотела спросить то же самое, но воспитание не позволяло. Хотя зачем ей спрашивать? Главное, услышать ответ.

— Полина, вы можете идти, — намекнула я. — Дальше мы справимся сами.

— Но моя обязанность…

— Если что-то понадобится, мы вас позовём, — оборвала я её.

Полина обиженно поджала губы и вышла. Но далеко не ушла: мне не надо было даже включать частичную трансформацию, чтобы чувствовать, что она стоит за неплотно закрытой дверью и ловит каждый звук в этой комнате. Полог тишины я выплетала даже с некоторым злорадством, представляя, как она отчитывается Рысьиной: «Промолчали весь обед, как есть промолчали» и смотрит хозяйке преданно в глаза, а та вовсю бесится.

— Смотрю, обложили вас со всех сторон, Елизавета Дмитриевна, — заметил Звягинцев. — Фаина Алексеевна без присмотра не оставляет.

— Это вы ещё про Волкова не знаете, — хмуро ответила я. — Он тоже пытается загнать в угол.

— И как? Удаётся? — заинтересовался целитель, не сводя с меня взгляда и одновременно пытаясь отдать должное Полининому супу. — Насколько мне помнится, Фаина Алексеевна выдала ему карт-бланш в отношении вас и обратно не отзывала. Правда, она со мной особенно не откровенничает…

— Некоторых успехов Волков достиг, — неохотно признала я. — Но рыси манёвреннее. Даже ваша любимая Фаина Алексеевна гордо заявляет, что что-то там пообещала Волкову, лишь когда было неизвестно, где я, а сейчас между ними договорённостей нет.

— Вы в это верите, Елизавета Дмитриевна? — приподнял брови Звягинцев.

— Вне зависимости от того, верю я или нет, Владимир Викентьевич, Фаина Алексеевна всегда будет говорить так, как ей выгодно. И поступать так же. Но верить ей — себя не уважать.

— Именно, — кивнул целитель.

Грустно так кивнул, опустил глаза в тарелку и начал усиленно дегустировать суп. Суп действительно был вкусным, я даже пожалела, что Мефодию Всеславовичу не достанется. Пусть тот постоянно твердил, что человеческая еда ему не очень-то и нужна, но хорошо поесть любил. И надо признать, это шло ему на пользу: за последнее время домовой не то чтобы округлился, но выглядел довольно плотным и уверенным в своих силах. Судя по всему, у местных домовых он был отнюдь не на побегушках, а в самом настоящем авторитете. И сейчас, возможно, он не показывался не потому, что не хотел, чтобы его видел мой гость, а потому что попросту отсутствовал в доме.

— Так о чём вы хотели со мной проконсультироваться, Елизавета Дмитриевна?

Дверь едва заметно качнулась, и я не выдержала: встала и выразительно её захлопнула. Слышать Полина всё равно ничего не слышала, но разрешать подглядывать ей тоже нельзя: мало ли что углядит.

— Мне нужна библиотека моего деда, Станислава Андреевича Седых, — безо всяких экивоков сообщила я. — Я уверена, что она у вас, Владимир Викентьевич.

Звягинцев разом потерял аппетит, отложил ложку и прокашлялся.

— Откуда такая уверенность, Елизавета Дмитриевна?