В окопах Сталинграда

22
18
20
22
24
26
28
30

Третий орден, «Знак Почета», так называемый «Краковяк», — на нем, уродливом и тяжелом, изображены несущие знамена и вроде бы танцующие парень и девка — мне дали заодно с тысячей других украинских «письмэнников» к 300-летию воссоединения Украины с Россией. Преподнесен он был в очень красивой лакированной шкатулке самим Коротченко, если не ошибаюсь, председателем совета министров Украины.

Лауреатский же значок (тогда еще с профилем Сталина, потом его заменили на лавровую ветвь) мне без лишних слов выдали в окошечко мхатовского администратора тов. Михальского — он заодно был секретарем Комитета по Сталинским премиям. Носить я его никогда не носил, если не считать двух раз, когда ходил к директорам киевских вузов устраивать детей моих еврейских друзей.

И вот прошли годы… Чтоб быть точным, скажем, сорок лет. Высокие мои награды, полузабытые, хранятся в той самой лакированной шкатулке. И вдруг, на двенадцатом году моей парижской жизни, получаю я письмо от министра культуры Франции господина Ланга, извещающее меня, что я награжден орденом «Des Arts et des Lettres» — «Искусства и Литературы». А вскоре в аккуратном картонном рулоне пришел и красивый диплом, в котором извещается, что за такие-то и такие-то успехи я возведен в звание «шевалье» — кавалера этого самого ордена. И стало мне очень приятно и гордо. И «шевалье» очень красиво звучит. И орден — тут же посмотрел в «Ляруссе» — тоже очень красивый: зеленая изящная звездочка на зеленой же полосатой ленте.

И стал я получать поздравления. От разных префектов и мэров. И все они пишут о том, какое удовольствие доставило им награждение меня столь почетным орденом. «Примите уверения в самом глубоком и искреннем к Вам уважении».

Потом если не поток, то ручеек поздравлений кончился. Я стал ждать. Когда же и где будут мне вручать орден? «Придется тебе галстук надеть, — говорили мне друзья, — и приличный костюм — не в джинсах же ты пойдешь и не в ковбойке…» — «Ладно, — говорю, — надену галстук и белую рубашку».

Жду. Проходит месяц, другой, третий, полгода. Никуда никто не вызывает… И отважился я тогда, так, будто между делом, осведомиться у одного моего французского друга, как и где происходит эта, почему-то до сих пор не произошедшая церемония.

— Не очень сведущ я в этом деле, — ответил мне он. — «Почетного легиона», знаю, вручает президент, а твой литературный орден, право, не знаю. По-моему, его сами покупают…

— Кто — сами?

— Награжденные…

Я слегка обомлел.

Спустя какое-то время, проходя мимо лавочки, торгующей орденами (а тут их сколько угодно — можно купить хоть персидский «Льва и Солнца», хоть звездочку Героя Советского Союза), я, потоптавшись немного, зашел в нее и с некоторой опаской спросил у милой дамы, сидящей за прилавком, какова цена этого знака различия. Она вынула картонную коробочку, глянула на обороте и сказала:

— Шестьсот франков.

— Шестьсот? — переспросил я и быстро подсчитал в уме, сколько книг могу я купить на эту же сумму. Когда-то за четыреста франков я купил, с прекрасными иллюстрациями, отпечатанный чуть ли не в Милане, альбом Валентина Серова.

— Да, шестьсот, — сказала дама.

— И что, — спросил я, — надо диплом предъявить?

— Ничего не надо предъявлять, — с улыбкой ответила она, — можете наличными, можете чеком… А вообще, посоветуйтесь с друзьями. Обычно они складываются и ко дню рождения или к Рождеству преподносят…

Я поблагодарил любезную даму и удалился…

Теперь жду рождественских праздников или Нового года. Друзья пока еще ничего не знают. А потом, узнав, очевидно от меня же, начнут перезваниваться. Человек десять, по шестьдесят франков — не так уж и накладно…

А мне, ей-богу, жалко этих шестисот франков. Лучше уж потрачу их на Левитана — в нашем книжном магазине «Глоб» мне сказали, что такой же, как Серов, был и Левитан. А еще лучше — скоро выйдет прекрасный двухтомник «Мира искусства». И я не устою. А потом длинными зимними вечерами, сидя на диване, начну листать эти два тома: Добужинский, Бенуа, Сомов, Остроумова-Лебедева, Бакст, Билибин… Сижу и листаю. И не один вечер, и не два, а весь остаток жизни…

А орден? Где и когда мне его носить? Фронтовая молодость со всеми ее слабостями давно прошла, а еврейских детей никуда устраивать здесь не надо.