Годы паники. Как принять верное решение, когда все говорят «пора рожать»

Если когда-то носили с собой только дебетовую карту и бальзам для губ, то сегодня карманы набиты битком: мокрый поильник, полусъеденное овсяное печенье, игрушечные фигурки, два яблочных огрызка, погремушка, прорезыватель для зубов, тюбик ланолина, обертка от шоколадки, маленький пушистый ежик, два деревянных кубика, бутылка с водой, грязная и мокрая салфетка…

Порой не будете себя узнавать. Но вы есть. Я вам клянусь.

Сегодня, в пять утра, когда я сижу за кухонным столом и млечный рассвет расползается по квартире, как туман, высвечивая барный стул из IKEA за 10 фунтов и фотографию сына, висящую на стене передо мной, я есть то, на формирование чего ушли годы. Теперь я – мать. И все же я постепенно вспоминаю ту Нелл, которой была в двадцать пять, пятнадцать, девять лет. В то время как тело возвращает прежние углы и округлости, в то время как сын начинает дольше спать по ночам и меньше кормиться в течение дня, ко мне возвращается прежняя способность формировать воспоминания и формулировать фразы, так что я, наконец, вспоминаю – смутно, как запах одеколона бывшего, – кто я такая. Не в грандиозном ключе, типа, «я прошла пешком Долину Смерти и смотрела в бездну собственной души». Просто по мере того, как лавина решений и непредвиденных обстоятельств, важных для выживания, начинает ослабевать, я вспоминаю мелочи, повседневные подробности, прозаическую истину того, кто я есть, кем была и надеюсь быть. Это, если хотите, сродни тому, что испытываешь, заново находя свое «я» после разрыва отношений, – отчасти воспоминание, отчасти усилие, отчасти надежда.

Когда сын способен примерно полчаса поиграть в песочнице в саду, удается нарезать овощи к ужину, слушая радио.

Когда в половине седьмого вечера он ложится спать, я беру шпатель от его пластилина и заделываю замазкой швы между кафельными плитками в ванной.

Когда бойфренд вывозит его спать в коляске, я бегу к бассейну, чтобы быстренько поплавать под дождем.

Когда удается рассказать анекдот от начала до конца, ни разу не вытащив титьку, и съесть сэндвич, сидя в одиночестве на заднем крыльце, – вот тогда я могу поймать горсточку прежней, новой, истинной идентичности.

Материнство постоянно, необратимо и судьбоносно. Но вместо того чтобы выйти из пены «потока» как другая, неузнаваемая личность, я вижу женщину, которая просто развернулась на четверть оборота вправо, переключилась на соседнюю передачу, выбрала иную область фокуса в видоискателе.

Когда пух и прах разочарований в любви, знакомств, работы, беременности, дружбы и родительства, поднятый во время «потока», начал оседать, я смогла окинуть взглядом достаточно обширное пространство, чтобы понять, насколько большая часть жизни по-прежнему остается привычной и знакомой. Вареные яйца и старое постельное белье, плоские шутки и высокое либидо, ранние утра, твердые бедра, любовь к компаниям, голод, нетерпение, потертости от велосипедного седла и привычка слишком много думать.

Все это есть. Все это есть всегда. Но не так, как раньше. И так больше не будет.

Более того, «годы паники» еще не закончились. Пусть я способна увидеть арку своего «потока» со звенящей ясностью ретроспективы, она не завершена.

Как двуликий Янус, я смотрю назад, на дезориентацию, отвлекаемость и дистресс сердечных ран, хаоса, работы, одинокой жизни и материнства, но одновременно с этим смотрю вперед, спрашивая себя: смогла бы сделать это снова? Смогла бы пожертвовать теми кусочками свободы, которые снова вплела в свою жизнь? Готова ли снова протащить партнера по горам сомнений, страха, сопротивления и логики, чтобы заставить его согласиться на еще одного ребенка?

Готова ли отложить карьеру, ясность, способность складывать слова в предложения и поддерживать разговоры еще на год, может, на два, как раз тогда, когда кажется, будто все начало снова становиться на рельсы? Способна ли пропихнуть свое тело через геркулесов подвиг материнства повторно?

Я по-прежнему оглядываюсь на одиноких друзей, супружеские пары, современников с двумя, тремя детьми или без них, на богатых начальников, на безнадежных романтиков, на людей, которые покинули Британию, бросили бойфренда, влюбились или сменили профессию – и по-прежнему гадаю: к какой категории принадлежу?

Настало ли время сосредоточиться на карьере, на деньгах, на стараниях занять место в кинетическом, состязательном, своекорыстном мире работы?

Или пора вливать все время и внимание в этого маленького светловолосого пузатенького человечка, которого я создала?

Пора ли бросить все и перебраться на маленький островок в Гебридском архипелаге, где можно учить сына стричь овец ножницами и растить ревень в старом колпаке от дымовой трубы?

Или следует послать все к черту и закрутить роман с 24-летним менеджером соцсетей, который носит кольцо на большом пальце и произносит все слова с придыханием?

Это был единственный шанс стать матерью – или это только начало? На этом моя карьера и кончилась – или это мой большой отпуск? Финишировала я – или продолжаю забег?

Возможно, гудящая, отупляющая масса решений сдвинулась дальше, изменила форму, даже слегка ослабила хватку, но я по-прежнему склонна к панике. Меня по-прежнему может вывести из себя снимок чьего-нибудь 12-недельного УЗИ, чье-то повышение, обручальное кольцо или раздражение от мужской щетины на подбородке. Все изменилось – однако прежние чувства никуда не делись.