– Разумеется, об инфицированных и речи не идет. И понятное дело, этих заметных, из «Осато», мы введем по одному на участок. Разбавим их не только единицами «Пинкертона», но и японскими с системами российского производства, французского и так далее. Это разве не совпадает с вашей целью?
Я задумался, на что он намекает, но вовремя вспомнил, что по бумагам я состою в Аппарате Франкенштейна и приехал расследовать японский арсенал франкенштейнов. Грант, не заметив двойного смысла своих слов, тем временем продолжал:
– Я хочу включить в конвой Хамарикю как можно больше потенциально буйных мертвецов. Чтобы «Спектры» поняли, что вот он, последний шанс меня убить. Да еще и японского императора прихватить в придачу. Потому что, когда я вернусь в Штаты, задача резко усложнится. Путешествие заканчивается, я хочу вывести врага на свет. А мертвецы мне помогут. Мы победим кукловода. Вы только не подумайте, я даже жду, что они воспользуются безумием мертвецов. Пока мы не поймем, как они его запускают, не сможем разработать превентивных мер.
Грант так безбоязненно расхохотался, что я понял: по всей видимости, он проворачивал подобное в каждой стране, где только появлялся. На память пришел столб черного дыма, который я углядел на пристани из Бомбейского замка. Литтон тогда посмеялся над «Пинкертоном», но, похоже, Грант сам вызвал на себя этот удар.
Используя себя как приманку, он собирает доказательства. Кто-то скажет, что это очень решительно и смело, но как по мне – плодов этот курс действий до сих пор не принес. Если бы принес, то сейчас мы бы этим не занимались. Словом, вероятность очередного провала весьма и весьма высока.
– Все получится! – расправил плечи Грант. – Я же до сих пор жив.
Признаться, он меня ни капли не убедил. Тоже мне военный фанатик! Я помассировал больную голову, но для Гранта, похоже, все эти нападения – ежедневная рутина. В таком случае могу понять, почему он решил извлечь из них пользу. Хотя мне тревожно за его окружение.
– Но ведь мы же не знаем, интересен ли «Спектрам» японский император?
Грант посмотрел на меня с недоумением:
– Ну разумеется. Весь визит Его Величества запланирован, чтобы это проверить. По действиям врага поймем, что у него на уме.
В общем, Грант планирует подпустить противника на расстояние удара… Меня поймут, если посочувствую японцам, которые приняли в почетные гости этого безумца.
Из рощи вокруг Энрёкана доносились голоса невидимых пташек, поверх тихого шелеста волн наперебой скрипели цикады. Окруженные рвом сады Хамарикю, в точном соответствии со своим японским названием, представляли собой резиденцию с выходом к морю. На случай чрезвычайных обстоятельств на берегу Токийской бухты приготовили челны для побега. Проводив глазами императора, я снова перевел взгляд на мертвецов, которые закончили выстраиваться вокруг подкатившего ландо. Яркое солнце выбеливало все вокруг, и только зелень листьев ублажала взор.
Я попробовал по-разному уложить в уме слова «бунт мертвецов» и «спектры». У человека в голове якобы есть бреши в системе безопасности. И вообще в любой системе чуть сложнее обычной. Бреши на теле общества на деле обычно принимают конкретное воплощение. Феномен лишь тогда может называться «феноменом», когда приобретает видимую и осязаемую форму. И чтобы оперировать абстрактными понятиями, тоже нужны конкретные методы.
Хорошо, в мозге курсируют электрические импульсы, но как можно коммуницировать с такой абстракцией, как общество? Допустим даже, что это возможно, но как воплотить эту возможность? Если кому-то захочется воспользоваться брешами в защите, которые мы сами порождаем, обратить всех людей в мертвецов и привести их в неистовство, то этому безумцу придется обойти всех людей, ударить их по головам и воткнуть электроды. Звучит трудновыполнимо. Настроения в обществе тоже не располагают к тому, чтобы ввести моду на имплементирование электродов в собственный мозг.
Пока я вертел в голове бесполезные мысли, по барабанным перепонкам ударил собачий лай.
Напряжение в воздухе лопнуло, и по мертвым японским гвардейцам и солдатам «Пинкертона», подобно волне, прошла дрожь.
Ряды мертвецов утратили безукоризненную стройность, и головы франкенштейнов по очереди затряслись, как будто их схватили чьи-то невидимые руки. Палящее солнце растопило застывшее внутри мертвых тел время, и плоть под мундирами оплыла. Собаки лаяли на мертвецов, а среди живых, которые держали их на поводках, пронесся ропот.
Я ударил себя кулаками по вискам, чтобы сосредоточиться.
Мертвецы, нарушившие строй, сами выглядели недоуменно. Они оглядывались, как младенцы, очнувшиеся ото сна. Махали руками, дергали ногами. Их колени ослабли, и некоторые мертвецы падали на землю, а потом неуверенно поднимались обратно. Какое-то время они как будто осваивались, а потом их головы, которые до этого мотались из стороны в сторону, застывали в одном положении, а движения рук становились осмысленными. Голова смотрит прямо, ноги удерживают тело в вертикальном положении – словом, на моих глазах они будто бы прошли весь процесс развития от грудного младенца до годовалого ребенка.
Никто из имперских стражей явно не понимал, что творится, поэтому дула ружей и острия сабель неуверенно дрожали. Люди только пятились, сбиваясь в кучки, придавленные странной атмосферой. А вот пинкертонцы в боевом порядке отступили к входу в Энрёкан и выстроились оборонительным полукругом. Грант заранее проинформировал их о своем плане. Живых в садах было больше, чем мертвецов, но все зависело от дистанции. В ближнем бою устоять против франкена шансов мало.
ebooksa