Империя мертвецов

22
18
20
22
24
26
28
30

Поспорило… Там, в «Осато», нечто, что мы приняли за То Самое, обмолвилось о некоем пари. Оно поспорило с Уолсингемом. Я думал, оно обещало погрузить мир в хаос, а Уолсингем – это предотвратить. Но…

Барнаби прервал мои размышления.

– Помнишь, оно сказало, что победило? Но мир, к счастью или несчастью, пока вроде цел. Если они поспорили, что оно сможет создать мозг в полусфере, так тот уже давно был готов, Чудовище бы заявило о победе раньше. Нет, То Самое не хочет уничтожать мир. Может быть, даже… – с необычно серьезной для него миной предположил Барнаби, – оно хочет его защитить.

– От чего же? – спросил я.

– Понятия не имею. Сам подумай, это твоя работа, – весело рассмеялся он. Я призадумался.

– А при чем тогда увеличение оборота данных, про которое говорила Адали?

– Так и мир телеграфной сетью опутывает не То, а Великобритания. И АВМ тоже не оно изобрело. А Великобритания, – коротко ответил Барнаби.

По сути, обмен данными – общение Машин. А чтобы обеспечить взаимный обмен командами, которые дают люди, в каждой Аналитической Машине хранятся базовые данные. Они переведены в доступную для передачи форму. АВМ запрашивают и принимают необходимую информацию как по заложенному в механизм рефлексу; можно сказать, что обмен – это протянутые между ними руки. Благодаря этой системе люди пишут программы и осуществляют расчеты, даже невзирая на различие стандартов между разросшимися Машинами. Обмен базовой информацией идет автономно. Они начали к чему-то готовиться… Я вспомнил, как Адали еще в Японии рассказывала, как «Гран Наполеон» видит сны.

– Возможно, То Самое и тут приложило свою руку?

В ответ на это Барнаби ткнул в меня куском хлеба, из которого торчал нож.

– Взломало Аналитические Машины с другого конца света, спровоцировало сбой в их работе и запустило некую программу уничтожения? – хмыкнул он. – То Самое, может, и гениально, но это уже какая-то чушь. На то, чтобы АВМ взламывать, много других охотников найдется.

– Великобритания? – Я обернулся посмотреть, кто еще сидит в вагоне. – «Арарат»?

– Определись, с кем имеешь дело.

Мне когда-то то же самое говорил Литтон. Я спросил в ответ:

– А ты? Ты-то как считаешь, кто враг?

– А я что? Я просто подраться люблю. А с тобой увязался, потому что весело, – ухмыльнулся вояка. Листик салата, который застрял у него в уголке губ, запрыгал вверх-вниз.

– Хорошо, и каково же мнение любителя подраться?

– Я считаю, что сперва надо разобраться с насущной проблемой, – поднялся со своего места он, глазами указав в противоположную сторону от вагона, где сейчас сидели наши попутчики.

Я кивнул. И внезапно спросил в идущую впереди меня спину:

– Что такое для тебя жизнь?