Колесо страха

Чувствуя себя в ее присутствии растерянным, Кентон пытался подобрать слова для ответа. Чтобы выиграть время, он окинул каюту взглядом. В дальнем углу комнаты стоял алтарь. Он был усыпан сверкающими камнями: жемчужинами, бледными лунными камнями и мутным хрусталем. Из семи хрустальных чаш, стоявших перед ним, поднималось серебристое пламя. За алтарем была ниша, но языки пламени не позволяли увидеть, что находится внутри. Возникало чувство, что в глубине этой скрытой огнями ниши есть что-то живое.

С противоположной стороны стоял низкий широкий диван из слоновой кости, украшенный хрусталем и золотыми арабесками. На стенах висели шелковые гобелены, красочные, с вышитыми на них цветами. На полу лежал мягкий шелковый ковер и множество подушек. Сзади и слева были распахнуты два широких низких окна, через них в каюту проникал серебристый свет.

В одно из окон влетела птица и уселась на подоконник – белоснежная птица с алым клювом и лапами. Она посмотрела на Кентона, почистила перышки, курлыкнула и улетела.

Он почувствовал прикосновение мягких рук. Лицо Шарейн было рядом с его лицом, в ее взгляде сквозило сомнение.

– Ведь ты явился от Набу? – спросила она, но он все еще не знал, как ей ответить. – Вестником ты должен быть, иначе… Как смог ты подняться на борт корабля Иштар? И ты носишь накидку Набу… И его меч… Много их видела я у его алтаря в Уруке[45]… И я так устала от этого корабля, – прошептала она. – Я хочу вновь попасть в Вавилон! О боги, я так скучаю по Вавилону!

И тут Кентон понял, что нужно сказать.

– Шарейн, – решительно начал он. – Я действительно принес тебе весть. Это истина, а наш господин Набу – Владыка Истины, потому это послание от него. Но прежде чем я передам его, ответь, что это за корабль?

Она окинула его взглядом – долгим, изучающим.

– Странны пути богов, – наконец вздохнула женщина. – Их сложно понять. Тем не менее я подчиняюсь.

Часть 2

Глава 4

Грех Царпанит

Она опустилась на диван, пригласив его сесть рядом, и положила ладонь Кентону на сердце. Оно рванулось из груди навстречу ее прикосновению – женщина заметила это и слегка отстранилась, улыбаясь, глядя на него сквозь опущенные ресницы. Она поджала обутые в сандалии ноги и стиснула коленями руки со сплетенными пальцами. Когда она заговорила, ее голос был приглушенным, ровным.

– Грех Царпанит; история о ее прегрешении против Иштар, великой богини Иштар, матери богов и людей, владычицы небес и земли, любившей ее! Высшей жрицей Иштар в ее великом доме в Уруке была Царпанит. Кадишту, наисвятейшей, звалась она. И я, Шарейн, происходящая из Вавилона, была ее приближенной, любимой ею так же, как она была любима Иштар. Через Царпанит богиня советовала и предостерегала, награждала и карала царей и людей. В тело Царпанит богиня входила как в алтарь, видя ее глазами, молвя ее устами. Храм, в котором мы жили, звался Домом Семи Святилищ. В нем были святилища Сина[46], Бога Богов, что живет на Луне; Шамаша[47], его сына, чей дом – Солнце; Набу, Владыки Мудрости; Нергала, Черного Безрогого, Владыки Мертвых; и Бел-Меродаха[48], Могучего Повелителя. Но прежде всего это был дом Иштар, жившей там. Из города на севере, из храма, в котором царил Нергал, как Иштар царила в Уруке, пришел жрец, чтобы воссесть в обители Нергала в Доме Семи Святилищ. Его имя было Алузар, и как Царпанит была близка к Иштар, так он был близок к Владыке Мертвых. Нергал являлся через Алузара, говорил через него и пребывал в нем, как Иштар пребывала в своей жрице Царпанит. Алузара сопровождала свита, с которой явилось и это отродье Нергаловой мрази – Кланет. И Кланет был близок к Алузару, как я к Царпанит.

Она подняла голову, поглядев на Кентона из-под полуопущенных век.

– Теперь я узнала тебя! – вскричала она. – Не так давно ты лежал на палубе и взирал на мою схватку с Кланетом! Теперь я узнала тебя, хотя тогда у тебя не было ни плаща, ни меча и ты исчез, едва только я взглянула на тебя!

Кентон улыбнулся в ответ.

– Ты был напуган, когда лежал там, – сказала она. – Смотрел на меня полными страха глазами – а потом сбежал!

Она стала подниматься; он чувствовал, как ее снова охватывает подозрение, и презрение в ее голосе вызвало в нем вспышку обжигающей ярости. Он схватил девушку и усадил рядом.

– Я был тем человеком, – сказал Кентон. – Но не моя вина в том, что тогда я ушел, и разве я не вернулся сразу же, едва смог? Но твои глаза солгали тебе. Не смей думать, что мой взгляд скрывает страх! Посмотри! – приказал он.