Память Вавилона

Шум воздуха, вырывавшегося из фена, перекрывал голос радиоприемника и стук капель дождя за окном. Во всяком случае, Офелия не слышала ни того, ни другого. Не прислушивалась она и к бурчанию стоявшей у нее за спиной механической горничной; та сушила ее непослушные кудри, монотонно твердя: «ЛУЧШЕ ГОЛОВА УЛОЖЕННАЯ, ЧЕМ ГОЛОВА НЕУХОЖЕННАЯ» и «ЕСЛИ ТРИЖДЫ В ДЕНЬ УЛЫБНЕШЬСЯ, БЕЗ ЛЮБЫХ ЛЕКАРСТВ ОБОЙДЕШЬСЯ». Офелия попыталась ей объяснить, что вполне достаточно вытереть волосы полотенцем, тем более что в комнате царила удушающая жара, но горничная не оставила ей выбора, и девушка покорилась. Лазарус наверняка вернется домой не раньше, чем через несколько недель, Амбруаз отправился работать таксвистом. В их отсутствие лучше не перечить роботам, способным при любом слове поперек выпустить сразу несколько сотен лезвий.

Вооружившись лупой, которую одолжил ей Амбруаз, Офелия сосредоточилась на почтовой открытке, полученной от крестного. Разглядывая толпу посетителей XXII Межсемейной выставки, она безошибочно узнала среди многочисленных людских фигурок старика, скрывавшего лицо за космами волос, кустистыми бровями и дремучей бородой; он подметал прогулочную галерею Мемориала. За шестьдесят лет старик ничуть не изменился. Веками он сторожил то, что осталось от древней школы, где жили Евлалия и будущие Духи Семей. Узнав его на фотографии, девушка уже не могла оторвать от него взгляд. Он, конечно, умер, испарился, но внушенный им ужас продолжал кричать в ней. Всю ночь ей снились кошмары, и пришлось несколько раз становиться под душ, чтобы смыть с кожи едкий запах страха.

«Однако для меня все кончилось благополучно», – подумала Офелия, глядя в окно сквозь сбегавшие по стеклу струйки дождя. Если бы сын Бесстрашного, разрушивший пластинку старика, помедлил еще секунду, сейчас она – в лучшем случае – пребывала бы в том же состоянии, что и Медиана. Неужели мальчишка следил за ней, надеясь, что она приведет его к убийце отца? Да, видимо, достойная смена Бесстрашному обеспечена.

Но если старый уборщик, с которым она столкнулась накануне, – продолжала рассуждать девушка, – находился в Мемориале шестьдесят лет назад, значит, он не мог быть Другим, освобожденным Офелией из зеркала. Да и потом, одно дело – пугать людей, а другое – вызывать разрушение ковчегов.

Почувствовав запах паленого, исходивший от ее собственной головы, Офелия нахмурилась.

– Думаю, сушить довольно, благодарю вас, – произнесла она, вежливым жестом дав понять, что робот может быть свободен.

Горничная выдернула шнур из розетки и громко выдала очередное изречение: «НЕЛЬЗЯ ПЕРЕВОЗИТЬ В ОДНОЙ ЛОДКЕ КОЗУ И КАПУСТУ». Офелия взглянула на дождь за окном и прислушалась к работающему радио. Комната, обставленная резной мебелью, огромная кровать с москитной сеткой и гигантское зеркало не имели ничего общего со спартанской обстановкой «Дружной Семьи». Неужели она провела здесь свою первую ночь на Вавилоне?! Девушке с трудом верилось, что с той поры прошло уже полгода.

Она снова развернула записку, переданную ей Октавио перед тем, как они расстались.

При случае зайдите в мой кабинет, мне нужны ваши читающие руки. Елена

Такое приглашение вполне могло считаться почетным, но Офелия полагала, что стоит хорошенько поразмыслить, прежде чем исполнить просьбу Духа Семьи.

Она прижалась лицом к оконному стеклу, и ее уложенная голова отразилась на фоне сбегавших по нему капель. Какой сильный дождь… такие случались крайне редко в это засушливое время года. Краем уха Офелия услышала, как диктор в радиоприемнике читает сообщение об очередной выставке бытовой техники, проходящей в центре Вавилона. Невидящим взглядом она смотрела вдаль, поверх водоемов, чью гладкую поверхность дождь превратил в рябь. Девушка боролась с желанием открыть окно, выскочить из дома и посмотреть с террасы на входные ворота. Почему Торн опаздывает? Вряд ли передача книги занимает много времени. Неужели Генеалогисты обманули его?

В дверь властно постучали, и Офелия встрепенулась.

– Не будете ли вы столь любезны избавить меня от этого? – прямо с порога потребовал Торн.

Вокруг его колена обмотался шарф. Опершись о дверной косяк, Торн схватил шарф, словно кота за шиворот, и хотел отбросить, но шерстяные кисти застряли в стальном обхвате ноги.

Высвобождая старого друга, Офелия не смогла сдержать улыбки.

– А я-то думала, куда он подевался. Наверное, почувствовал вкус свободы.

Торн отдал мокрый зонт роботу, проводившему его к Офелии, и, захлопнув дверь перед безликим автоматом, повернул ключ в замке.

– Где сын Лазаруса? – спросил он, окинув суровым взором комнату.

– Уехал на весь день.

– Тем лучше. Нам никто не помешает.