–
Офелия задумчиво разглядывала орущий радиоприемник.
– Быть может, превращение Бога в Тысячеликого было вынужденным? Быть может, на Него наложили проклятие? Быть может, Он и в самом деле связан с Другим?
– Именно это нам и предстоит узнать. Если, конечно, вы по-прежнему расположены вести расследование вместе, – произнес Торн.
Голос его звучал сухо, взгляд не отрывался от стакана.
Офелия поправила сползшие на кончик носа очки.
– Вы в этом сомневаетесь?
– Пока вы остаетесь на Вавилоне, вам ни под каким видом нельзя общаться с вашей семьей, как бы велико ни было искушение и каким бы печальным ни было ваше одиночество.
– Знаю.
– Чем ближе вы подойдете к истине, тем большей опасности подвергнетесь.
– Знаю.
– В случае затруднений, возможно, вы не всегда сможете рассчитывать на меня. Генеалогисты связали меня по рукам и ногам.
– И это знаю, – тихо произнесла Офелия. – Вчера вы об этом хотели поговорить?
Наконец Торн оторвал взгляд от стакана с водой и уставился на девушку. В полумраке его бледные зрачки сверкали металлическим блеском.
– Помните, что я вам сказал в тот вечер у входа в Мемориал? Что я не нуждаюсь в ваших душевных порывах.
Офелия вздернула подбородок.
– И я был с вами предельно честен, – жестко проговорил он. – Они мне не нужны.
Сморщившись, словно в рот ему попала какая-то гадость, он повертел в руках стакан и поставил его на стол.
– Во всяком случае, не только они.
Офелия облизала губы. Никто, кроме Торна, не мог вогнать ее в состояние, когда бросает то в жар, то в холод.