Не оглядываясь

22
18
20
22
24
26
28
30

Это не он говорит, в ужасе подумал отец Игнасио, это я, я сам, он всего лишь туземец, он не знает таких слов, таких речей.

– Изыди, – пробормотал он.

Старик молча глядел на него, обнажив в ухмылке розовые десны.

* * *

Он молился, упав на колени, на жестком полу часовни, а когда встал, то ощутил странную опустошенность. На непривычно легких ногах он дошел до госпиталя, откинул москитный полог и заглянул внутрь. Больной спал. Одна рука его лежала на груди, будто защищая что-то. Другой он сжимал руку Мэри. Увидев отца Игнасио, она слабо улыбнулась, прижала палец к губам и осторожно высвободилась. Он смотрел, как она идет меж пустыми койками – бледная, коренастая, не знавшая любви.

– Он приходил в сознание, – сказала она, выйдя за порог. – И назвал себя. Его зовут Глан.

– Глан? Наверняка нет. Что ж, если хочет скрывать имя, его дело. А он не сказал, где подцепил эту тварь?

Она торопливо перекрестилась.

– Его невеста ехала к нему. Они любили друг друга. И собирались пожениться. А на корабле она встретила другого.

– Вот как…

– И он чувствовал себя очень несчастным. Он не хотел жить. И там, в порту, один человек сказал ему… Сказал, что есть средство забыть обо всем. До конца дней.

– И передал ему дагора? Прямо в порту? В городе – эту тварь? Какой ужас, сестра Мэри…

– Он говорит, – подтвердила та, – это невыносимый ужас и большой соблазн. Но эта тайна, которая открывается только для тех, кто готов принять ее. Он говорит, тот, кто носит в себе дагора, больше не одинок. Бедняга. Как же надо страдать, чтобы согласиться на такое.

– Сестра Мэри, – сказал он тихонько, – Господь посылает нам искушения, а дьявол не дремлет. Ступайте, помолитесь хорошенько…

– Конечно, отец Игнасио, я… я помолюсь о спасении его души.

* * *

Он принялся за те обязанности, которые обычно выполняли черные слуги миссии. Немного послушания не повредит, думал он, быть может, Господь сжалится и пошлет знак – иначе что ему, отцу Игнасио, делать?

– Послушай, белый человек – старик Мкеле, сидя на корточках, наблюдал за ним. – Ты с девушкой уходишь, я остаюсь. Ухаживаю за тем. Он встает на ноги, тоже уходит. Я опять остаюсь. Умираю здесь.

– Это дом Господень, – возразил отец Игнасио, – и он не должен пустовать. И я не уйду, не оставлю его на растерзание демону. Потом… я же крестил тебя. Кто тебя исповедует? Кто отпустит тебя с миром, как не я? Кто тебя отпоет? Кто похоронит?

– Скоро начнутся дожди, – сказал старик невпопад.

Отец Игнасио поднял голову и поглядел в небо. Заплаты, просвечивающие сквозь густую листву, ярко синели.

– Откуда ты знаешь?