– Замолчи, – нервно сказала она. – Мы подождем… мы ведь подождем? – она с надеждой смотрела на Томпсона, на отца Игнасио…
– Конечно подождем, мэм, – вежливо ответил Томпсон, – сколько сможем.
Молоты грохотали у него в голове, и отец Игнасио поднялся на сухом тростнике, служившем ему ложем. Песчаные блохи лениво разбрелись в разные стороны. Это лихорадка, подумал он, если бы она отпустила… на час… на полчаса… если бы голова стала ясной, я бы сказал им… Убедил бы их уйти – здесь больше нечего ждать, не на что надеяться.
Но женское упорство – вещь почти неодолимая, тем более Мэри неожиданно поддержала Элейну. Он, конечно, вернется, сказала она, будет просто нехорошо взять вот так и уйти, когда, быть может, он взывает о помощи, ранен или просто заблудился во тьме пещер. Но время шло, леди Элейна напрасно сидела на берегу, кусая губы, а он, отец Игнасио, трясся от жары и холода одновременно, и молоты у него в голове все грохотали.
В голове? Он неверными шагами направился к костру, где Томпсон деловито паковал заплечный мешок – он затянул ремни и уставился на священника снизу вверх.
– А, вы тоже их слышите? Похоже на барабаны, – сказал он наконец, – странно только, они идут вроде как из-под воды.
– Как вы думаете, – отец Игнасио покрутил затекшей шеей, – кто это?
– Ну… кто-то же проложил тропу сюда, верно? О местных племенах ходят дурные слухи. И я бы…
– Да?
– Не думаете же вы, что Аттертон еще жив? Пора кончать этот цирк. Впрочем, если они будут медлить, уйду один. Я отработал свое.
Бу-бум… бу-бум…
Невидимые барабаны во тьме выбивали причудливый ритм, от которого можно сойти с ума…
– Сударыня, – выговорил он, морщась от боли и пытаясь разглядеть лицо Элейны в клочковатой тьме. – Послушайте… эти сокровища, их хватит, чтобы организовать спасательную экспедицию… вернуться сюда с солдатами… Но сейчас надо уходить.
Интересно, земля трясется или это ему только кажется из-за лихорадки?
Эта черная Африка с ее мертвечиной, с ее мерзкими болезнями, с ее уродливыми тварями и злобными духами – эта Африка проклята Господом.
Томпсон шел впереди, насторожив карабин, тогда как остальные, поддерживая друг друга, спешили за ним – сначала по песку и по вывороченным корням прибрежного кустарника, потом – оскальзываясь в подсохшей грязи. Лилии исчезли. Болото стянуло бурой коркой, сквозь которую кое-где торчали редкие пучки тростника и осоки. Ярко-синие стрекозы метались над ней, точно стайка обезумевших серафимов. Сухая слизь на тропе блестела, словно спекшееся стекло.
– Бум-м-м, – глухо звучало позади.
По корке подсохшей грязи побежали темные трещины.
Мэри взвизгнула:
– Это там, внизу. Они просыпаются.