– Смотрите, шесть… – уже не прошептал, а как-то еле выдохнул Пинт и раскрыл тетрадь.
На плотной толстой бумаге копошились мелкие черные жучки. Они ползали туда и сюда, свиваясь в легкое изящное кружево. Внезапно их движения стали не хаотичными, а четкими и обдуманными. Жучки быстро двинулись к центру листа, и Стратонов зажмурился. В сознании промелькнула мысль, что, наверное, подобные галлюцинации люди видят после употребления наркотиков… Обколовшись или обкурившись… Да только для Стратонова это было неприемлемо.
К наркотикам и наркоманам он относился так же, как к педофилии и гомосексуализму, если не хуже. Он даже не считал это грехом, потому что грех можно отмолить… получить прощение… покаяться. Грех – это то, что присуще человеческой природе.
Однако все эти "прелести", почти неотъемлемые атрибуты современного века, не содержали для него ничего человеческого. Только отвратительная, невыносимо вонючая грязь, и ничего больше.
Евгений зажмурился, холодея при мысли, что это все-таки с ним случилось, а когда открыл глаза, то понял, что дело здесь в другом.
Он все осознавал и не испытывал никакой эйфории – даже наоборот; его видение несло в себе какую-то невысказанную щемящую тоску.
Жучки на листе сложились в большую цифру "6".
– Как это… у них получается? – пробормотал Стратонов и, прежде чем Пинт успел его остановить, протянул к листу руку.
Свист… Где-то над правым ухом он услышал тонкий пронзительный свист и тут же догадался, что этот звук произведен не человеком. Точнее, не его губами.
Тяжесть кобуры, ощущение того, что под мышкой у него болтается полная бутылка кефира, внезапно разлилось по всему телу и переместилось куда-то вниз.
Теперь сигнал о приятной и одновременно – смертоносной, опасной – тяжести приходил в мозг откуда-то со стороны левого бедра.
Он перевел глаза на правую руку, почти уже коснувшуюся листа, и увидел, как свечение наливается силой, к чему-то готовится…
В его движениях появилась скованность, однако – тоже какая-то странная. Эта скованность была привычной и рождала ощущение защищенности, будто он был закован в латы с головы до пят.
И еще – запах. Острый, резкий, абсолютно незнакомый и все-таки – легко угадываемый. Запах конского пота.
Свист нарастал, достиг своей самой высокой ноты и вдруг больно хлестнул по барабанной перепонке.
Одновременно с этим сгусток свечения, колыхавшийся над раскрытой ТЕТРАДЬЮ, взорвался яркой вспышкой. Настолько яркой, что ни до, ни после, Евгению не приходилось видеть (даже не видеть глазами, а почти физически ощущать тугой толчок в лицо и грудь) ничего подобного.
Стратонов почувствовал, что он куда-то проваливается.
Обожженная светом сетчатка медленно восстанавливалась, но…
Он видел совсем не то, что секунду назад.
Совсем не то.
ebooksa