Старик Гильом испугался. Он, не глядя, отбросил за спину причудливый камень с выростом в виде пальца и принялся ловить поводья Красотки. Но хитрая бестия дергала головой, уклоняясь от его рук.
– Тпрррууу! Стой, ведьма! Стой, говорят тебе! Чего ты так засуетилась, будто речь идет о твоем девстве? Стой, кляча! Твой скудный зад не прельщает даже Букефаля, и не вздумай со мной кокетничать – все равно я тебя оседлаю!
Рыцарь улыбнулся, пнул шпорами жеребца и подъехал к Красотке. Он поймал поводья и резко дернул их вниз, заставив кобылу присесть на передние ноги.
Каль поблагодарил хозяина кивком головы и, кряхтя, взобрался на спину своей лошадки.
– Что ты там плел насчет магических чар? – спросил рыцарь.
– А-а-а, Ваша Милость, – проблеял Каль, доставая из-под мышки сверток в тонкой коже. – Се – языческая рукопись, лежавшая на богохульственном алтаре! Я пробовал разоблачить ее, избавить от оболочки, и смотрите, что получилось!
Он принялся раскрывать сверток, и в этот момент рыцарь услышал заливистое гиканье и ощутил – как дрожь, передававшуюся через ноги Букефаля – топот множества копыт.
Он привстал на стременах и вгляделся вдаль.
Широкой – казавшейся бесконечной от края и до края долины – полосой на них наступала цепь конников.
– По-моему, – проскулил старик Гильом, – вы были правы. Черный дым – не что иное, как сигнал неверным. Чует мое сердце… – он не договорил; сунул кусок тонкой кожи, в которую была завернута тетрадь, за пазуху кафтана, а саму тетрадь – в дорожную суму, перекинутую через его плечо. – Ох, чует мое сердце недоброе!
Рыцарь, напротив, при виде мчащихся к ним всадников внезапно обрел спокойствие и уверенность. Его движения стали нарочито медлительными – еще одна отличительная черта всех, кто пытает свою Судьбу… или – ищет Смерть, какая разница?
– Они убьют ее, – сказал он, кивнув на ту, двенадцатую девушку, расставшуюся с девством прежде времени, означенного жрецами. – Я полагаю взять ее с собой!
– Не знаю, правильно ли вы поступаете, сир… – вкрадчиво начал Каль, но рыцарь тяжелой рукой в кольчужной перчатке ударил Красотку промеж глаз – так, что она взвилась на дыбы, и книжник с трудом удержался в седле.
– Я полагаю ТАК, пес! И не жду от тебя ни согласия, ни замечаний. В конце концов, это – мой трофей, и негоже оставлять его на поле боя!
– Истинно так, сир! Для Вашего Букефаля этот вес нипочем, но только… Молю Вас, сир! Поедемте побыстрее!
– То-то же! – сказал рыцарь, отпустил уздцы и тронул жеребца с места. Тот, не торопясь, двинулся вперед.
Де Ферран свесился с седла и схватил девушку за волосы.
Она разительно отличалась от всех прочих. Ее масть была ближе к белому, нежели у других; остальные девушки имели густые черные косы, а эта – была блондинкой.
Рыцарь занес над ее головой меч, но девушка не стала отбиваться и не зажмурилась. Может, она чувствовала, что он не собирается ее убивать? Иначе зачем ему потребовалось ее спасать?
Де Ферран вытер широкое лезвие меча об ее волосы и вложил клинок в ножны.