– Тогда что же кричать невиновным? Вы меня с ума сведете!
– Ничего, я знаю – ты парень крепкий.
– Я не стирал никаких сведений в ноутбуке Хосина Бадави.
– Нет, стирал!
– Да поймите же вы, я в информатике – полный ноль. До сих пор я пользовался только общими компьютерами, у меня никогда не было своего.
– Ага, знаю я ваши песни: хочешь меня убедить, что ты олух царя небесного? Классическая система защиты – придуриваться.
– Нет, я действительно олух.
– Может быть, но не до такой же степени.
Его категорический тон кладет конец нашей дискуссии. Спорить с ним бесполезно, он просто не будет меня слушать.
В дверь стучат. Полицейский протягивает комиссару зеленую папку, и тот начинает изучать ее содержимое, делая вид, будто я для него уже не существую. Неужели он догадался, что безразличие – самая жгучая из обид, какой меня можно пронять?
Но мне тоже хочется его уязвить, и я изображаю туповатое спокойствие человека, ничуть не встревоженного его жалкими уловками.
Однако Терлетти еще не отказался от удовольствия помучить меня. Он то и дело что-то бормочет себе под нос, просматривая очередной листок, который затем аккуратно вкладывает на место, в один из файлов, лежащих в истрепанной картонной папке. На некоторых страницах он задерживается особенно долго, словно они содержат наиважнейшие сведения. А иногда и сопровождает чтение усмешками.
Я сижу тихо, как мышь.
Минут через двадцать, убедившись, что я на его цирк не реагирую, он подходит ко мне:
– Знаешь, что тут, в этой папке?
Я молчу.
– Твоя история. Со дня рождения до восемнадцати лет.
– И что?
– Тут описан такой образцовый сирота, ну прямо ни одной проблемы не создал обществу.
– Простите великодушно! А что – должен был?