Терлетти упорно глядит вниз, на свои остроносые ботинки.
– А может быть, они пожелали остаться неизвестными.
– Может быть или…
– Наверняка!
Но его замешательство ясно доказывает, что в папке, которую он крепко прижал к столу, содержатся какие-то сведения.
– Прошу вас, скажите, есть ли там их имена?
– Нет их там!
И мы смотрим друг другу в глаза.
– А вы лжете куда больше моего, комиссар Терлетти, – говорю я.
И выхожу.
На улице уже темно. Дождя нет, но туман устлал мостовую влажной пленкой. И все кругом гнетет душу – и воздух, и тени, и свет фонарей, еле-еле мерцающий в этой сырой мгле, и приглушенный рокот автомобилей, что движутся вслепую сквозь плотное марево.
В моих венах тоже словно вода течет. Вся моя энергия бесследно улетучилась. Хочется есть. По спине пробегает дрожь. Я вышел из полицейского участка, шатаясь от слабости. Внезапно чей-то голос шепнул мне на ухо:
– Встретимся возле Почтового голубя.
Мимо меня, слегка задев на ходу, скользнула женщина, и за миг до того, как туман ее поглотил, я успел узнать следователя Пуатрено.
– У Почтового голубя? Когда?
– Тише!
Оказывается, я это выкрикнул.
– Ох, извините, мадам.
– Никто не должен знать о нашей встрече, – шепнул мне смутный силуэт. – До скорого, Огюстен.
Где-то рядом хлопнула дверца автомобиля, и он тронулся с места. Уж не ее ли это машина?