Земля забытых

Он помчался к двери, но Эдвард снова взялся за книжку:

– Прекрати носиться. Устанешь, а потом в горах будешь лежать и ныть.

– А вот и не буду! Ну же, давай, мне скучно! Представь, что я чудовище, а ты за мной охотишься!

– Ты и есть чудовище, – сообщил Эдвард. – Не хочу охотиться, хочу дочитать, отстань от меня хоть на пять минут.

Роберт убежал, и Генри закрыл глаза. Если здесь время и место не имеют значения, он может заглянуть туда, куда хочет, даже не двигаясь. Так и оказалось: когда Генри открыл глаза, он был в королевском саду, а вокруг цвели сладко пахнущие черемуховые деревья. Генри прислонился спиной к теплой от солнца коре, глядя, как Роберт проносится мимо. Он знал, что после разговора в Золотой гостиной прошло минут пять, – Роберт успел сбегать в комнату Эдварда, найти там серебристый игрушечный меч и выбежать с ним из дворца. Меч Эдварду только что подарили, и он запрещал его трогать, да и мама сказала, что Роберт слишком мал для таких игрушек, но двойной запрет в два раза увеличивал желание поиграть с такой прекрасной вещью. Роберт с веселыми воплями носился по саду, пока вдалеке не раздался гневный крик Эдварда. Недолго же он с книгой пролежал: все-таки пошел искать брата, а обнаружил пропажу меча.

– Роберт, я кому сказал: отдай меч! Найду и голову оторву!

Генри едва мог дышать. Вот сейчас Роберта испугает окрик, дар проснется, и маленькая рука с пухлыми розовыми пальцами оставит подпалину на ручке меча. Генри сжимал и разжимал кулаки, время дробилось на секунды, и каждая из них должна была стать последней секундой его детства.

Вот только ничего не произошло. Роберт не сжег ручку меча, не закопал его под деревом, не спрятался в зарослях ирисов, где его не найдут. Он вдруг замер и медленно огляделся. На его подвижном лице застыл страх, улыбка сползла с губ, лоб наморщился, – и в этом настороженном выражении Генри впервые узнал самого себя, несмотря на по-детски светлые волосы, на иной цвет глаз. Кажется, чутье было у него и тогда: он подошел к кустам сирени и осторожно отвел ветки в сторону разом забыв про игру, но так и не решился сделать ни шагу туда, откуда почувствовал чей-то взгляд.

Тут из дальних кустов с шумом вылетел Эдвард, увидел меч и с гневным воплем вырвал его у Роберта из рук.

– Ах ты, слюнявый баран, я же сказал: не трогай! – Эдвард слегка толкнул его. – Эй, я с кем разговариваю!

Но Роберт по-прежнему хмурился, неподвижно глядя на заросли сирени.

– Тут кто-то был, – сдавленно сказал он, и Генри, стоявший в другой стороне, точно знал: речь не о нем. – Кто-то плохой. Он на меня смотрел. Вон оттуда.

– Да что ты несешь, балбес! Никто в королевский сад не пролезет – выдумываешь ерунду какую-то, чтобы я про меч забыл! Все, хватит, пошли. Надо собираться, папа освободился.

Но Роберт никуда не пошел. Он сел на землю и разрыдался в голос, потому что чувствовал: что-то едва не случилось, что-то по-настоящему плохое, оно коснулось его и исчезло, и Роберт ревел, размазывая слезы по лицу, от страха, которому даже не знал названия. Эдвард с минуту стоял, хмуро глядя на него и бормоча, чтобы он заканчивал маяться дурью, а когда не помогло, сунул ему в руку меч. Роберт вцепился в ручку, но плакать не перестал. Тогда Эдвард поднял его на ноги и вдруг, кряхтя, закинул себе на плечо. Он даже в восемь лет был высоким и сильным – Роберт ему доставал макушкой только до груди.

– Ну, хватит, – грубо сказал Эдвард. – Ты рыцарь, который сражался с ужасным злодеем, а потом твой конь тебя нашел и теперь везет домой. Рыцари не ревут.

Он поцокал языком, изображая коня, и Роберт, висевший вниз головой, засмеялся сквозь слезы, а потом ловко перевернулся, вытер нос и повис у него на спине.

– Скачи быстрее! – хриплым от слез голосом приказал Роберт, крепко обхватывая его за шею.

– А в лоб не хочешь? – с чувством спросил Эдвард, но пошел быстрее, фыркая и всхрапывая, как конь.

Роберт обернулся на опасные заросли раз, другой, но скоро позабыл о них и опять рассмеялся своим заразительным дробным смехом, которого Генри уже никогда не смог бы извлечь из собственного горла.

Генри стоял и смотрел, как они уходят. Он точно знал: больше ничего страшного не случится, не в этот раз. История свернула с пути и пошла в другую сторону, и он может остаться, может смотреть, что будет дальше, как долгий и счастливый сон. Он так хотел этого, но какая-то часть его души говорила ему: ты больше не Роберт, нельзя здесь оставаться, это подделка, кто-то ждет тебя в другом месте, там, где остались вопросы без ответов. Это был тот самый голос, который помогал ему спасаться от охотников в заснеженном лесу, тот, что всю жизнь шептал ему об опасности и страхе, тот, который почувствовал в себе Роберт, когда присмотрелся к безобидным на первый взгляд зарослям сирени.