Но если было загадано два желания, противоречащих друг другу, это место, очевидно, исполняло первое из них. Генри уже приготовился броситься на отца, сбить с ног, заставить его заткнуться, но тут раздался тонкий многоголосый звон, словно упала хрустальная люстра, – и рубиновая дверь разлетелась на осколки. Напоследок она вспыхнула так ярко, что свет больно ударил по глазам, а потом наступила вязкая серая тишина.
Генри даже не мог наскрести в себе сил на страх – он чувствовал только парализующий, тупой шок, будто его ударили бревном в солнечное сплетение. А Освальд был совершенно спокоен, и вот это окончательно убедило Генри в том, что его отец стал главным злодеем в истории королевства не потому, что часто ошибался, а потому, что другие люди не имеют для него значения. Ничто не имеет значения, кроме его желаний.
– Джетт – хранитель, он смог бы отнять у меня ключ в любой момент, а ключ еще может мне понадобиться, – невозмутимо сказал Освальд, повернувшись к Генри, и тот беспомощно шагнул назад. – Это место, похоже, исполняет желания, и я сто раз пожелал найти то, зачем пришел сюда, но ничего не вышло, а с дверью, смотри-ка, получилось.
– Ты запер нас здесь, – глухо выдавил Генри. – По-другому отсюда не выйти.
– Если я обрету бесконечную силу, я смогу создать новую дверь, – улыбнулся Освальд, но до глаз эта улыбка не дошла. – И теперь у всех вас есть отличный повод мне помочь.
Генри закусил костяшки пальцев, чтобы боль хоть немного привела его в чувство. Он не мог наскрести в себе сил на злость, словно все внутри его выцвело так же, как этот призрачный город. Злость имеет смысл, когда может хоть чем-то помочь, а теперь надеяться было не на что. С разных концов города то и дело раздавался грохот и треск, но вокруг полосатого здания дома были каменные, мощные, и только иногда роняли небольшие куски, как осенние деревья роняют листья. Вот только Генри уже начало казаться, что получить камнем по голове – вполне милосердный финал, потому что иначе они застрянут живыми в пустоте. Но все эти мысли едва касались его сознания, их вытесняла другая, огромная. Она бесконечно повторялась в его голове, пока он не заставил себя произнести ее вслух.
– Ты же видел, что будет, если ты получишь силу, – без голоса пробормотал он. – Ты сидел один в каморке за троном и сходил с ума. Я думал, ты все понял. Зачем? Зачем тебе сила Барса, если все так закончится?
Освальд сухо рассмеялся, и от этого смеха Генри пробрала дрожь. Он понял только сейчас, хотя надо было понять гораздо раньше: его отец не из тех, кого надо спасать, не из тех, кто может исправиться.
– Это была просто выдумка, – весело сказал Освальд. – В реальности я учту все свои просчеты.
Остальные уже вернулись на площадь. Они шли так, будто их ноги на каждом шаге врастали в землю, и Генри ждал криков и слез, но на всех опустилась та же безнадежная серая тишина, что и на него. Единственной, кто нашел в себе силы заговорить, была Джоанна.
– Если твое видение было ошибкой, нам конец, – уронила она.
– Они никогда не бывают ошибкой, – сказал Освальд, с явным удовольствием вдыхая воздух, наполненный запахом каменного крошева и древесной трухи. – Игра не закончена, вы что, не понимаете? И на этот раз я выиграю, я точно знаю. Барс не мог попасть сюда сам, но мы открыли дверь и сняли защиту. Думаю, он уже забрал то, что ему нужно, он снова силен, как в первые дни творения, – смотрите, что он делает с этим местом! Тут нет никого другого, только он и мы. Он отвлек нас дурацкими фантазиями, а теперь хочет припугнуть, чтобы мы сбежали, позабыв, зачем пришли. Источник силы где-то здесь, – думаю, в одном из домов, – и он не исчерпан, иначе Барс бы так его не защищал.
– Как в той сказке, – вдруг сказал Эдвард. Он не злился, не обвинял, не бросался на Освальда, и вот это было действительно странно. – Нужно было узнать настоящую принцессу среди сотни двойников, а тут все дома отвлекают внимание от одного.
– Именно. Да не трясись так, Генри. Уверен: имея силу Барса, я вполне смогу заставить рубиновую дверь собраться воедино.
Но Генри в данный момент беспокоила не дверь.
– «Я точно знаю», – глухо повторил он. – Откуда ты можешь знать?
– Ну, ты ведь помнишь: я не просто великий и бессмертный, у меня еще и дар видеть будущее, – легким тоном ответил Освальд. – Я нашел записки Перси, и в тот же вечер мой дар показал мне две важные вещи. С тех пор они повторяются каждый день, а значит, вот-вот исполнятся. Я видел, как стою в темной комнате и передо мной шар света, так близко, что можно протянуть руку и взять. Будущее – упрямая вещь: я знаю, что мы не выйдем отсюда, пока не исполнится это и кое-что еще. А теперь вперед, Генри. Этот шар сам себя не найдет, и времени у нас немного – если все рухнет, обломки погребут его под собой. Способности существ и Джоанны тут не работают, так что у тебя больше всего шансов найти нужный дом, ты же у нас как-никак избранный.
– Может, вы просто все дома проверите? А я вам помогу И нечего его уговаривать, сами справимся, – ревниво сказал Хью, но Освальд покачал головой:
– Мы не успеем. Я не позволю никому заходить в дома без меня – наверняка тут каждый хотел бы прикарманить способности Барса. Домов много, я один, город рушится, да и что-то мне подсказывает: заглянуть во все окна было бы слишком просто. Нет, это еще одна загадка без условия, и ее разгадка – единственный пропуск наружу для всех, кого тебе, Генри, хотелось бы спасти.
Генри вдруг почувствовал на губах улыбку. Ощущение в груди было какое-то странное, незнакомое, и до него не сразу дошло: это свобода от власти Освальда, от привязанности к нему. Генри уже месяц пытался вырвать ее из себя, но она просто взяла и умерла, когда Освальд разрушил дверь. И Освальд увидел это на его лице, Генри заметил, как дернулся угол его рта, когда он понял: Генри впервые в жизни смотрит на него не как на свою семью, а как на врага, с которым его ничто не связывает.