Потом, обратившись к Раевичу, поручик спросил:
– Пистолет этот я снял со стены в вашей прихожей. Заряжен ли он?
Раевич сказал, что не помнит. На его лице читался нетерпеливый интерес, даже какое-то ожидание. «Волк почуял кровь», – подумалось Печорину.
– Да полно, Вулич! – сказал драгунский капитан, тоже наблюдавший за всем с явным любопытством. – Уж, верно, заряжен.
– Глупая шутка! – пробормотал Карский.
– Ставлю пятьдесят рублей против пяти, что пистолет не заряжен! – закричал вдруг Грушницкий.
Составились новые пари.
– Он брал выкуп? – шепотом спросил кто-то за спиной Печорина.
Тот быстро обернулся, недоумевая, о чем идет речь, но все уже молчали, и понять, кто задал вопрос, было нельзя.
– Послушайте, – сказал Григорий Александрович Вуличу, – или застрелитесь, или повесьте пистолет на прежнее место.
– Разумеется! – воскликнул Карский. – Повесьте и пойдемте выпьем шампанского!
– Господа, я вас прошу не трогаться с места! – сказал Вулич, быстро приставив дуло пистолета к сердцу.
Все будто окаменели.
– Господин Печорин, – прибавил поручик, не глядя на Григория Александровича, – возьмите карту и бросьте вверх.
Григорий Александрович взял со стола червонного туза и бросил кверху. Дыхание у всех остановилось, глаза присутствующих, выражая страх и какое-то неопределенное любопытство, бегали от пистолета к роковому тузу, который, трепеща на воздухе, медленно опускался.
В ту секунду, как он коснулся стола, Вулич спустил курок.
Осечка!
– Не заряжен! – воскликнул Карский.
– Посмотрим, однако ж, – сказал Вулич.
Он взвел опять курок, прицелился в чью-то фуражку, висевшую над окном; выстрел раздался – дым наполнил комнату. Когда он рассеялся, сняли фуражку: она была пробита в самой середине, и пуля глубоко засела в стене.