После Яковлевича меня потащили в Красный уголок. Там собрался штаб восстания: председатель профкома, члены комитета, секретарь комсомольской организации. Меня познакомили с обстановкой, сообщили о принятых мерах и заверили, что милиции не отдадут.
— Спасибо, товарищи! — поблагодарил я. — А теперь вопрос: сколько в клинике людей? Тех, что не должны быть по работе?
— Где-то полторы сотни человек, — сообщил председатель профкома. — К персоналу присоединились родители детей. Не хотят уезжать, хотя мы уговаривали.
— Их кормили?
— Обращались к Терещенко, — вздохнул председатель. — Запретил брать продукты со склада. Дескать, только для больных. Что до нас, то здесь не держит. Голодные могут отправляться по домам. Бутербродами перекусили, но холодильники пусты.
— Решим вопрос, — сказал я и отправился в ординаторскую. Там достал из портфеля общую тетрадь, полистал, нашел нужный номер и сел к телефону.
— Слушаю, — отозвался абонент.
— Здравствуйте, Тимофей Ильич, — поприветствовал его я. — Мурашко беспокоит. Есть возможность помочь вашей беде.
— Это правда, Михаил Иванович? — голос его дрогнул. — Вы же говорили…
— Обстоятельства изменились, — сообщил я. — Согласны?
— Да! — поспешил он.
— Приезжайте прямо сейчас.
— Понял, — тон голоса в трубке сменился на деловой. — Что с меня?
— Здесь полторы сотни голодных людей. Накормить нужно. Слышали про события в клинике?
— Все «голоса» трубят, — хмыкнул он. — Ждите, скоро буду.
— Подъезжайте к центральному входу, — сообщил я. — Во двор не получится — ворота заблокированы.
Не прошло часа, как перед клиникой остановилась «волга» и грузовик-фургон. Из легковушки вышел Тимофей Ильич и заспешил ко мне.
— В грузовике сало, колбаса, хлеб, тушенка, — сообщил, пожав руку. — У вас есть пищеблок?
— Разумеется, — кивнул я.
— Два мешка гречки прихватил, сварите себе кашу. Ну, и еще кое-что.