Черный дом,

– Святой Боже, я думал, ты никогда не появишься!

Глядя в глаза Нюхача, полные тревоги и боли, Джек понимает, что никогда не сможет сказать этому человеку, что смог бы найти «Черный дом» и без помощи Мышонка. Потому что, спасибо пребыванию в Долинах, его голова – настроенный на «Черный дом» радар. Нет, не скажет, даже если до конца жизни они останутся самыми близкими друзьями, у которых нет друг от друга тайн. Нюхач страдает, как Иов, и ему нет нужды знать, что агония его друга напрасна.

– Он все еще жив, Нюхач?

– На дюйм от смерти. Может, на дюйм с четвертью. С ним только я, Док и Медведица. Сонни и Кайзер Билл перепугались, убежали, как пара побитых псов. Быстрее заходи. – И прежде чем Джек успевает шевельнуться, хватает его за плечо и вталкивает в маленький двухэтажный дом на Нейлхауз-роуд.

Глава 23

– Еще по одной! – говорит парень с ESPN.

Звучит скорее как приказ, а не предложение, и хотя Генри не видит этого человека, он знает, что его собеседник никогда не занимался спортом, ни на профессиональном, ни на любительском уровне. От него идет масляный дух человека, который слишком тяжел даже для того, чтобы подпрыгнуть. И работа на спортивном канале, возможно, компенсация, позволяющая заглушить воспоминания детства: покупку одежды в секции для полных в «Сирее», издевательства более поджарых одноклассников.

Его фамилия Пенниман.

– Как у Литтл Ричарда[106], – сказал он Генри, когда они встретились и пожали друг другу руки на радиостанции. – Известный рок-н-ролльщик пятидесятых годов. Может, помните его?

– Смутно, – ответил Генри, словно в его коллекции нет всех синглов, выпущенных Литтл Ричардом. – Как я понимаю, один из отцов-основателей современной музыки.

Пенниман расхохотался, и в этом смехе Генри увидел свое возможное будущее. Но этого ли будущего он хотел для себя? Люди смеялись и над репликами Говарда Стерна, а ему Говард Стерн никогда не нравился.

– Еще по одной! – повторяет Пенниман. Они сидят в баре гостиницы «Дуб», где Пенниман уже сунул бармену пять долларов, чтобы тот переключил телевизор с ABC на ESPN, хотя в это время там показывают уроки гольфа. – Еще по одной, чтобы скрепить договор!

Но они еще ни о чем не договорились, и Генри не уверен, что хочет договариваться. Для Джорджа Рэтбана переход на радиоканал ESPN – идея заманчивая, технически он не видит никаких проблем, его передача будет освещать спортивные события центральной части и севера страны, но…

Но что?

Прежде чем ему удается сформулировать ответ на этот вопрос, до его ноздрей долетает знакомый запах: «Мой грех», духи, которыми его жена пользовалась в особые вечера, когда хотела подать ему особый знак. Жаворонок, так он называл ее в эти вечера, когда в комнате царила темнота и они не ощущали ничего, кроме запахов, гладкой кожи и друг друга.

Жаворонок.

– Думаю, мне уже хватит, – говорит Генри. – Сегодня я еще должен поработать. Но я собираюсь обдумать ваше предложение. Серьезно обдумать.

– Нет-нет-нет, – отвечает Пенниман, и по колебаниям воздуха Генри может сказать, что тот трясет пальцем у него под носом. Генри задается вопросом, а как бы отреагировал Пенниман, если бы он, Генри, внезапно наклонился вперед и откусил мотающийся палец по вторую фалангу… Если бы Генри показал Пенниману гостеприимство округа Каули. В манере, присущей Рыбаку. Сколь громко закричал бы Пенниман? Так же, как Литтл Ричард перед инструментальной паузой в «Тутти-Фрутти»? Или потише?

– Вы не можете уйти, пока я здесь, – продолжает мистер Я-Толстяк-Но-Это-Ничего-Не-Значит. – Я – ваш водитель, знаете ли. – Он уже на четвертом стакане спиртного, так что язык у него чуть заплетается.

«Друг мой, – думает Генри, – я скорее вставлю зонтик себе в задницу, чем сяду в автомобиль, за рулем которого будешь ты».