Черный дом,

– Между прочим, могу, – отвечает Генри елейным голосом. У Ника Эвери, бармена, сегодня праздник: толстяк дал ему пятерку за переключение каналов, слепой – тоже пятерку, пока толстяк отлучался в туалет, чтобы вызвать такси.

– Что?

– Я сказал: «Между прочим, могу». Бармен?

– Водитель вас ждет, сэр, – отвечает Эвери. – Минуты две как подъехал.

Слышится скрип: Пенниман поворачивается на стуле. Генри не может увидеть, как хмурится толстяк, глядя на такси, стоящее у гостиницы, но чувствует это.

– Послушайте, Генри, – говорит Пенниман. – Думаю, вы чего-то не понимаете. Есть звезды спортивного радиорепортажа, конечно же, есть, вроде Тони Кронхайзера, гонорар которых исчисляется шестизначными числами, но вы в их число не входите. Дверь туда для вас закрыта. Но я, друг мой, отменный швейцар. Отсюда следует, если я говорю, что мы должны пропустить еще по одной, тогда…

– Бармен, – говорит Генри, потом качает головой. – Не могу я называть вас барменом. Хэмфри Богарту это подходит, а мне – нет. Как вас зовут?

– Ник Эвери, сэр. – Последнее слово слетает автоматически, но Эвери никогда бы не произнес его, обращаясь к толстяку, ни за что на свете. Оба посетителя дали ему по пятерке, но тот, что в черных очках, – джентльмен. И дело не в том, что он слепой, это состояние души.

– Ник, кто еще в баре?

Эвери оглядывается. В одной из кабинок двое мужчин пьют пиво. В холле коридорный говорит по телефону. За стойкой никого, кроме эти двух мужчин: один – подтянутый, хладнокровный и слепой, второй – толстый, потный, готовый выйти из себя.

– Никого, сэр.

– Здесь нет… дамы?

Он едва не спросил: «Жаворонка? Здесь нет Жаворонка?»

– Нет.

– Слушайте сюда, – говорит Пенниман, и Генри думает, что за всю жизнь не встречал человека, столь не похожего на «Литтл Ричарда» Пеннимана. Этот тип белее Моби Дика… и, наверное, таких же габаритов. – Нам есть что обсудить. Если только вы не хотите сказать, что мое предложение вас не заинтересовало.

«А такого просто не может быть, – сообщает внутренний голос Пеннимана сверхчувствительным ушам Генри. – Мы говорим о том, чтобы поставить печатный станок в твоей гостиной, дорогуша, аккурат рядом с телевизором, а от таких предложений не отказываются».

– Ник, а вы не чувствуете запаха духов? Очень легких и старомодных. Вроде «Моего греха»?

Пухлая рука падает на плечо Генри, как грелка с горячей водой.

– Грех, старина, в том, что вы отказываетесь выпить со мной еще по одной. Даже слепой видит…

– Я бы советовал вам убрать руку, – говорит Эвери, и, возможно, уши Пеннимана различают нюансы, потому что рука тут же покидает плечо Генри.