Донна прикусила ноготь и покачала головой, в купальне зазвенела тишина.
– Это ужасно, – наконец вздохнула она. – Жить в страхе.
– Так не бойся, милая. Посмотри, как далеко ты зашла. Посмотри на все, что ты построила.
– Я так и делаю. Но все, что я построила, на грани краха, Антея, – Леона глубоко вдохнула и сжала зубы. – Мне нужны
– Тогда вы хорошо друг другу подходили.
Женщина грустно улыбнулась.
– Полагаю, я это заслужила.
– Ты скучаешь по нему, милая? – спросила магистра, быстро меняя тему.
– …Нет, – вздохнула Леона. – Марк был хорош, но я никогда его не любила. И… мне претило, что я в нем нуждалась. Это делает меня ужасным человеком?
– Это делает тебя откровенным человеком, – улыбнулась пожилая женщина.
Вновь наступила тишина, Леона кусала ногти и смотрела в стену. Здесь донна выглядела моложе, чем во дворе; на глазах у доверенных людей она не боялась откинуть броню и становилась похожей на девочку из своих снов. Магистра продолжала массировать ей плечи, время от времени закусывая губу. Когда она вновь подала голос, в нем четко слышалась тревога.
– Леона, я знаю, что вы с отцом…
– Нет, Антея.
– Но у него полно денег, и наверняка, если ты…
–
Магистра потупила взгляд в пол.
– Да, домина, – ответила она.
Наблюдая за ними из теней, Мия ощутила внезапную грусть. Она видела, что Антея искренне волновалась о Леоне, видела, как за прошедшие десятилетия истончился барьер между ними. Но как бы Антея ни беспокоилась о своей госпоже, она всегда будет служанкой. Хоть она и кормила Леону собственной грудью, Антея никогда не будет ее матерью.
Тем не менее одно дело подслушивать разговор, который может решить ее судьбу, и совершенно другое – вторгаться в столь личную беседу. В информации крылась сила, а сила – это всегда преимущество. И Мия услышала достаточно.
Крадясь по коридору за Мистером Добряком, она попала в просторный обеденный зал. Вся старая мебель была на месте – длинный стол, за которым принимали гостей ее родители, деревянные стулья, по которым она ползала и среди которых пряталась в детстве. Некоторые из старых гобеленов по-прежнему висели на стенах – с богиней Цаной, объятой пламенем, с богиней Трелен, облаченной в пенящиеся волны.